Игорь Андреев - Трансформация

Передвигаться старался по дворам вдоль домов, вплотную прижимаясь к стенам, обходя россыпи стекла в тех места, где кто-то выпрыгивал или выбрасывался из окон, не успевая, или не утруждая себя их открытием. Потенциально опасным, уже по обыкновению, казался проспект. Тщательное, в оптику, рассматривание мест откуда за магистралью могут наблюдать, бесполезная затея — на двухсотметровую дистанцию, открывается вид не менее чем с сотни наблюдательных точек. Так что переход из одного микрорайона в другой, мероприятие очень опасное, лотерея — увидят тебя злые глаза или не увидят. В этот раз повезло.

Приближаясь к дому, зашёл в магазин, взял пару шестилитровых бутылок воды и дюжину банок различных консервов.

Снаружи дом выглядел потрёпанным — в основном из-за разбитых окон, — дом словно смотрел на мир десятком выбитых глаз. В подъезде всё спокойно, а на некоторых этажах даже разрушений не было. И лишь в пяти квартирах двери стояли на распашку или были выбиты и раскурочены, но туда я даже не стал заглядывать. Костей, как и кровавых брызг на лестничных клетках я не обнаружил.

Квартира встретила позабытой атмосферой. Не ощутимая в будни, она остро воспринимается после долгого отсутствия. На несколько мгновений я перенёсся в прошлое и ощутил себя вернувшимся из дальней и тяжелой поездки. Скинул рюкзак, сел в прихожей положив на колени арбалет. Всё на своих обычных местах, только пыли больше обычного. Сняв кроссовки, я переобулся в свои мягкие тапочки, если быть более точным, то пантолеты, именно так было написано на ярлыке. Сразу захотелось ещё и переодеться в свои старые вещи. Здесь ждало полное разочарование: огромные балахонистые майки и футболки, гигантские паруса рубах, безразмерные парашюты брюк. Единственной одеждой по размеру оказался школьный костюм, но и он висел на мне и казался снятым с чужого плеча.

Импровизированную кухню устроил на полу в прихожей. На сухом спирте разогрел банку консервированной гречневой каши со свининой. Пока управлялся с основным блюдом, а к нему добавились огурцы и помидоры собственноручно замаринованные, в турке сварился кофе. С чашкой ароматного напитка отправился полежать на своём диване, которому отданы лучшие годы жизни. Эх, забрать бы его с собой!

Не диван, а берлога! Такое ощущение, что не тело знает все продавленности этого ветерана, а диван истосковавшись по телу хозяина обнимает его одновременно бережно и страстно. Я дома! Вот сейчас допью кофе, потом заварю чаю и пойду сидеть на кухне.

Побуду дома до завтра, а может быть и завтра тоже побуду дома. Для полного погружения в почти забытую атмосферу не хватает только окна монитора распахнутого на просторы интернета. Но зато есть полка с книгами. Вот что действительно надо перетащить на новое место, так это книги, десяток точно не обременит обратную дорогу.

Итак, «Трудно быть богом», «Сто лет одиночества», «Сердце пармы» с «Золотом бунта», «1984», «Зависть» Юрия Олеши, собрания сочинений Фазиля Искандера, Булгакова и Владимира Высоцкого. Хотя если задуматься, то по нескольку раз я перечитывал только Стругацких, Оруэлла, Булгакова и иногда листал сборник Высоцкого. Даже не удостоенный мною Мандельштам открывался неоднократно, очень уж атмосферные стихи писал поэт. Но атмосфера двадцатых-тридцатых годов кажется мне удушающей, каким-то пост-декадансом. Не люблю я поэтов и писателей той эпохи. Зощенко, Бабель, Платонов описывают будни тех лет так, что кажется всё было беспросветно убогим. А вот Олеша написал гениальный роман. Читая «Зависть» мне казалось, что автор за мной подглядывал, подслушивал именно мои мысли и ощущения. И Булгаков тоже писал больше о внутренней жизни героев нежели о каких-то житейских неурядицах. Москва на Патриарших предстает вымышленным миром. И в «1984» антиутопия лишь декорации, а роман на самом деле о любви, это, как мне кажется, лучший роман о любви. Но остальные книги, тоже покоряли по мере прочтения и хочется вновь пережить прежние эмоции, поэтому - всё в рюкзак.

Уже сидя на кухне и прихлёбывая зелёный чай из огромной литровой кружки, ощутил свой дом по-другому, минорнее… и решил, что не буду оставаться здесь надолго. Кухня, это сердце дома, и нынче оно мертво: стиральная машина уже никогда не будет биться эпилептиком в своём углу, из крана не будет шипеть вода, холодильник не загудит за спиной, а на плите не загорится синим цветком газ. Надо уходить.

Течение мрачных мыслей было нарушено хлопками, цокотом и снова хлопками, прозвучавшими со двора.