Зеб Шилликот - Расколотый мир

А в это самое время, расположившись вокруг лагеря, женщины сдерживали продвижение белесой гнили, выжигая ее огнеметами.

Джаг почувствовал боль в левой руке и закричал, но не столько от боли, сколько от неожиданности.

Только теперь он понял, что уснул! Он наблюдал за кольцом птиц, но в конце концов задремал, и круг стервятников мгновенно сомкнулся вокруг него.

Охваченный ужасом, Джаг в упор выстрелил в стервятника, который только что ухватил его за руку. Ударом пули стервятника отбросило на несколько метров в сторону. Напуганные выстрелом, остальные птицы моментально отхлынули назад, предоставив Джагу передышку, которой тот не знал как распорядиться.

Его сознание медленно затуманивалось. Джаг умирал. В голове что-то стучало, пульсировало, что-то наплывало, неотвратимо надвигалось, подобно морскому приливу, затопляя берег сознания. До полного погружения в небытие оставалось совсем немного...

Изможденный, он прилег на бок, чувствуя, как по всему телу разливается приятное тепло. Джагу еще никогда не было так хорошо... Кавендиш был прав, утверждая, что покой превыше всего остального... Зачем куда-то идти, спорить, что-то доказывать, если можно просто прилечь?

Белая масса была мягкой, бархатистой. Совершенно бессознательно Джаг свернулся калачиком, приняв позу эмбриона. Его пальцы дотрагивались до пузырчатой пены, которая своей упругостью напоминала ему женскую грудь. Количество шариков в гроздьях как будто увеличилось в два-три раза, с тех пор как они с Кавендишем их обнаружили...

Однажды вечером, расположившись на скалистом уступе, который еще не был затоплен белесой массой, путники очистили место для ночлега от полчищ тараканов и черных скорпионов, после чего разведчик, любопытства ради, решил разрезать один из этих загадочных шариков.

Но, взяв у Джага нож, он вдруг заколебался и, в конце концов, отказался от своей затеи, не дав вразумительного объяснения неожиданному изменению своего решения.

Среди ночи Кавендиш разбудил Джага, тряся его так, словно тот был фруктовым деревом.

– Эй! Ты слышишь музыку? – возбужденно спросил Кавендиш.

– Какую музыку? – проворчал Джаг, еще не вполне проснувшись.

– Это потрескивание, шипение газа... Разве ты не слышишь, как трескается мир?

– Ничего не слышу! – разозлился Джаг. – Ничего, кроме бреда не проспавшегося пьянчуги!

– Черт бы тебя побрал, упрямец! – буркнул Кавендиш, поворачиваясь к нему спиной. – Мир трескается, а он не желает даже прислушаться.

Ранним утром Джаг попытался вернуться к ночному разговору, но разведчик лишь недоуменно взглянул на него, словно не понимая, о чем тот говорит.

В рутине дней этот эпизод растворился в сознании Джага... чтобы всплыть теперь, когда Джаг приближался к границам небытия.

Это звучало... ну, скажем, звонче обычного шороха... было похоже на ритмичное дыхание, журчание...

– Ты был прав, – пробормотал Джаг. – Теперь я ее слышу, твою музыку! Она услаждает слух, и от нее по телу бегут мурашки. Но это не трещит, это журчит!

Затем он почувствовал, как бешено забилось его сердце. Сознание озарилось ярким светом, чтобы в последний раз вернуть Джага к реальности.

Он увидел, как неуклюже переваливаясь и толкая друг друга, к нему приближались стервятники.

Джаг вспомнил, что в револьвере остался всего лишь один патрон. Только что он использовал три... Вообще-то в барабане должно было оставаться два патрона, но Кавендиш не дозарядил оружие после того, как прострелил бурдюк с водой.

Итак, у него остался один патрон.

Ни о какой перезарядке не могло быть и речи, поскольку все боеприпасы остались далеко позади, рядом с трупом пегой лошади и "сантехникой" разведчика.

Одна-единственная пуля...

Оставить ее для себя или облегчить участь Кавендиша?

И снова сознание затуманилось. Джага охватило полнейшее безразличие. Покончить с собой или выстрелить в стервятников? Какая разница?..

Извиваясь всем телом, он еще глубже зарылся в густую пенистую массу и замер, глупо улыбаясь.

Негр сосредоточенно массировал кончиками пальцев толстый затылок, потом поднял голову и посмотрел на Патриарха.

– Возможно, мне следовало об этом рассказать, но Огден предупредил, что это его дело и он отметит этот случай в рапорте, – сказал он, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Старый Дан отмел объяснение резким движением руки.

– Расскажи, что ты видел, остальное тебя не касается.