Шимун Врочек - Питер. Битва близнецов [litres]

– Не стрелять! – крикнул голос. «Круглый, что ли?», подумал Соловей.

Стрельба стихла. Полная тишина. Мертвая. Соловей слышал отдаленное учащенное дыхание кого-то.

Соловей нагнулся и поднял табличку, посветил. Да, та самая…

Перевернул. Пробежал глазами. Замер, потом тихо засмеялся. Выключил фонарь.

На табличке – выцарапана молитва на удачу, ну чтобы бросить курить. Русским буквами, потому что арабских Мамед, похоже, не знал. Никакого второго списка. Никаких «граната спрятана за бутылкой».

– Сука, – сказал Соловей с восхищением. – И тут наебал!

Он выбросил табличку – далеко в сторону. Жестяной звук. И тут же туда кто-то выстрелил. Бух! Еще один. «Кретины», – подумал Соловей, пригибаясь.

– Где он?

Никакого «Убей дракона, убей их всех» на табличке, конечно, не было. Конечно. Соловей покачал головой. Мамед бы просто не успел нацарапать запись, прежде чем они к нему пришли. Они застали его врасплох. А дракон, сидящий у Мамеда в голове, заставил Мамеда любить своих мучителей и убийц, даже когда они его забивали его ногами и прикладами. Соловей усмехнулся. Его били ногами, руками, палками, прикладами, а он все кричал: «Мэр! Мэр!». Мээээ…. ээр.

Вот это было приятно. Эта невыносимая жестокость. Они все смеялись. Они были слегка навеселе, когда шли туда, но кровь опьяняла сильнее алкоголя. Когда человек так умирает… сильный человек. И ничего не может сделать. Это было кровавое опьянение. А они били его и смеялись – до слез.

– Что?! Ты кто? – Голос оборвался. Жуткий хруст. Что-то покатилось по платформе.

– Не надо! – И что-то мелькнуло. Оружие?

Соловей выстрелил туда, руку дернуло. Вспышка. Руки тряслись. В короткой вспышке он периферийным зрением увидел, как слева мелькнула высокая тень.

– Там! – заорал он. Выстрелы, рикошет. Глухой мат. Соловей пригнулся, матерясь. Так они сами друг друга перестреляют. Судорожно метнулся луч фонаря – и Соловей на мгновение увидел Убера.

Он повернул голову и мысленно отметил – вот где-то здесь он должен быть. Бух! Слева вспыхнуло. Пуля срикошетила о гранит… Черт, не мешайте. Соловей сосредоточился. Вот здесь он будет. Раз-два, он начал считать. В патроне с латунной гильзой не пуля, а картечь на медведя. Тут не нужна особая точность, задеть хотя бы краем, хотя бы одной из картечин. Мало все равно не покажется.

Три. Соловей мягко дожал спусковой крючок.

БУХ! Толчок в ладонь, Соловью показалось, что у него выбило кисть, настолько сильной оказалась отдача. Отпечаток света. Он прикрыл глаза. Да, точно… Темная фигура дергается. Он попал. Стон.

Шум в темноте, Соловей вскинул обрез и нажал на спуск, забыв, что уже выстрелил два раза.

Чик. Патроны кончились. Тишина.

– Не стрелять! – крикнул Соловей. – Не стрелять, блять!

Стрельба стихла.

Соловей подошел и посветил фонарем. На платформе, неловко раскинувшись, лежал Карим. Лицо татарина искажено страданием, рот открыт. Уцелевший глаз почти черный. Выстрел из обреза снес ему полчерепа. На граните растеклась безобразная черная лужа, глянцевая. В ней плавали отражения фонарей.

«Блять. Это ж я его». Соловей оскалился. От приступа ярости его затрясло. «Ненавижу. Убью».

– Соловей, – окликнули его.

– Что?! – Соловей резко повернулся.

Человек поднял фонарь и подсветил себе лицо снизу. Соловей выдохнул, опустил обрез. Это был Влад Круглов, Круглый, его заместитель.

– Этот Убер… он… – Круглый помедлил. – Короче, двоих он уделал. Карим?

– Все.

– С Каримом, получается, трое. Хвост в темноте упал на рельсы и че-то себе сломал, дебил. Синюху лысый вырубил, но не добил. Нормально, как бы, жить будет. Ну и еще у кого по мелочи…

Четверо его бойцов выбыли из игры, прикинул Соловей. А чокнутый скинхед остался. Игра продолжается.

Соловей бросил разряженный обрез на землю и закричал:

– Что за безумный мир, в котором мы живем? Какой-то лысый ублюдок бегает и убивает моих людей!!

По мертвой пустой станции прокатилось гулкое эхо. И затихло вдали.

– Собирайтесь, – сказал Убер. – Давайте, вам придется идти налегке. Дорога на «Звон» свободна, будете там через пару часов. Встретимся там. Поторопитесь, я вас прошу. Наталья Васильевна, слышите?!

– Я никуда не пойду, – сказала Нэнни.

Убер поднял брови. Его, словно бегового жеребца, резко остановили на полном скаку. И теперь глаза бешеные, и пена капает.

– Что?!

Мика покачала головой.

– Я не хотела отдавать тебе его… – Убер увидел ее глаза, полные слез. И вдруг – хлынуло, полилось. Слезы закапали. «Лейтесь, слезы… подумал полисмен», вспомнил он название древнего романа. Да, лейтесь.