Шимун Врочек - Питер. Битва близнецов [litres]

Убер наклонился, поднял оружие и сунул в руку Юры. Тот судорожно вцепился в холодный металл пальцами. До боли. Убер посмотрел на него сверху вниз.

– Мне жаль, парень, – сказал скинхед.

– Я… спрошу… я… не может… быть. Чтобы он меня обманул. Пожалуйста. Я хочу… спросить…

– У отца?

Юра кивнул.

– Хорошо, – сказал Убер. – Отцам надо верить. И давать второй шанс. Я так думаю.

Он почесал лоб.

– Хотя, возможно, я ошибаюсь. Мне всего тридцать три года, я же могу ошибаться? – Он помедлил. – Кто, черт побери, не ошибался в свои тридцать три?! – Он повернулся к распятию на стене. – Ты, что ли?!

Деревянный Иисус смотрел на него с состраданием.

– Вот и молчи, – сказал Убер.

Они стояли на платформе недалеко от входа в «Спятивший краб». В этот раз они не понижали голоса. Местные обходили двух мужчин и входили в клуб.

– Дальше? Что дальше?! – спросил Мамед. У него лихорадочно блестели глаза. – Что ты хочешь знать?

– А ты не торопись. Сначала давай рассказывай. С самого-самого начала. Я даже подскажу, как начать: Однажды в далекой-далекой Галактике…

– Чего?

– Я говорю: расскажи мне все.

– Ну не здесь же?

– А где? – поразился Убер. Он выпрямился, огляделся. – Неужели эти добрые люди вокруг не хотят узнать правду?! Эй, люди, вы хотите знать правду?!

На него оглядывались. Местные иногда смотрели недобро, отводили взгляды и проходили мимо.

– Дракон жрет людей! Здесь, на станции! Вы все живете за счет дракона! Слышите?!

Все разбегались.

Убер повернулся к Мамеду.

– Видишь? – сказал он спокойно. – Всем насрать. Когда говоришь слово «правда» слишком громко, тебя перестают слушать. Считают тебя сумасшедшим. А знаешь, почему? Настоящая правда не любит громких слов. Правда звучит в полный голос, когда живет в головах, а не в словах. Дракон – придурок! Мерзкий желтый червяк!

Люди уже разбегались.

– Тихо ты, болтун. – Мамед насупился. – Болтаешь языком, а меня потом кончат.

– Кто?

– Уж найдется кому.

– Сколько человек пропало? Быстро!

– Двенадцать. Думаю, двенадцать.

Убер присвистнул.

– У меня есть список пропавших, – сказал Мамед наконец. – С именами и датами. Совсем новый. Я делал записи, пытался понять…

«Получается, не я один здесь играл в детектива?» – подумал Убер. Кивнул, протянул руку. Сказал нарочито громко:

– Давай.

– Не здесь.

Убер помедлил, опустил ладонь.

– Хорошо, тогда где?

– На Волчке. Через два часа, – сказал он твердо. Убер краем глаза увидел, как мелькнула чья-то тень. Кто-то слушал их из темноты.

Когда Мамед уходил, он на мгновение обернулся, неловко дернул рукой – словно хотел махнуть на прощание. Убер остался стоять.

Он не пришел. Убер помедлил, настороженно огляделся по сторонам. Он ждал уже больше часа, Мамеда все не было. Скинхед проклял себя за ошибку, глупость, нерешительность. Надо было пойти с ним, подумал Убер. Может, тогда Мамед был бы жив.

Или я мертв.

Убер ждал. Возможно, что кто-то их услышал, когда они разговаривали. Или Мамед решил кинуть Убера – что было бы глупо, но возможно. Люди часто совершают ошибки.

Станция «Волковская», пилонная, сжатая землей, как под давлением. Станцию открыли за несколько лет до Катастрофы. Темно-серый гранит пола с геометрическими линиями – он и сейчас был как новый, хотя и засыпан местами мусором. Красиво. А вот потолки и стены – полосы светлой металлокерамической обшивки повылезали из пазов, обвалились или, может, листы вырвали намеренно, и за ними была серая уродивая стена, голые тюбинги, пронизанные сетью толстых, уродливых, как земляные черви, заросших пылью проводов. В общем и целом станция казалась неопрятной.

Давление ожидания стало невыносимым. Убер прислушался. Он стоял в конце правого туннеля, дальше начинался путевой отрезок, а здесь была узкая полоса платформы.

Вдали горели огни станции. Убер привычно поежился от зябкой, пронизывающей кожу и мясо до внутренностей, сырой прохлады. Он выключил фонарик и ждал в темноте. Глаза адаптировались.

Теперь он прислушивался и ждал.

– Эй, – позвали издалека. – Есть кто?

Убер молчал. Он различал в темноте фигуру человека.

Но не отвечал. Потому что голос был – не Мамеда. Совсем другой по тембру и такой, с шелковыми интонациями. Откуда я его знаю, этот голос?

– Убер, ты здесь, – спросил человек. Поднял руки вверх. – Я без оружия. Могу я подойти?