Дмитрий Панасенко - Ллойс [СИ]

— И мы идем в его сторону, — опять сплюнул под ноги стрелок. — Долго в больничке валяться будем. Если выживем. Дерьмо. Ну, почему так жарко?

— Жар костей не ломит, милый. — Сделав небольшой глоток из плоской, обтянутой тканью фляги, Элеум зачем-то побултыхала ею над ухом идущего у нее по правую руку скриптора, аккуратно повесила ее обратно на пояс и поправила расстегнутый почти до пупка клапан комбинезона.

— А ты сиськам не свети, без тебя тошно, — окрысился было Пью, но тему развивать не стал.

Было действительно жарко. Будто насмехаясь над больше недели простучавшими зубами в замерзших болотах путешественниками солнце, превратившееся в огромный висящий, казалось, прямо над головой раскаленный шар, видимо, решило зажарить их заживо. Термометр многофункциональных часов, висящих на запястье торговца, показывал сорок шесть градусов. Местность тоже разительно изменилась. Стоило путешественникам пересечь рощу и отойти от болота километров на тридцать, как казавшиеся бескрайними, заросшие буйно зеленеющей крапивой и тысячелистником поля сменились драным ковром жесткого ковыля и типчака, перемежающимися редкими зарослями чертополоха и еще более редкими, высохшими, казалось, еще при рождении деревцами. Ветер стал жестким, колючим как наждак и нес с собой целые пригоршни пыли.

— Это все из-за пробоя в озоновом слое. Саванна… — тяжело выдохнул, уперев руки в колени Райк. — Пить охота.

— Только немного. Рот прополощи и все. Пить будешь на привале, — покачал головой Пью. — Сейчас бесполезно. Всё с потом выйдет. И в кусты захочется.

— А что это за саванна? — Подозрительно прищурилась наемница. — Что это — ругательство такое?

— Так тип местности называли, — слабо улыбнулся скриптор. — В жарких странах. До войны еще. Высокая трава, редкие кусты и деревья, как здесь. Стада антилоп, львы…

— Ничего не поняла, — рассмеялась, протягивая подростку флягу девушка. — Какие, на фиг, стада?

— Антилопы — это типа оленей, только пасутся стадами, а львы — это такие хищники, как большие кошки килограмм по триста.

— Один раз на меня напал лесной кот, — задумчиво почесала нос девушка и потащила из кобуры обрез. — Потом сказали — крупный, килограмм двадцать пять в нем было. Если бы меня тогда не подобрали… Свалился на загривок и порвал, как пес тряпку. Я потом неделю пластом лежала. — Неожиданно вскинув винтовку к плечу, наемница прищурившись выцелила что-то в высокой траве и выбрала спуск. Звонко ударил по ушам неожиданно громкий выстрел. — А еще я один раз атомного кота видела. Издали. Надеюсь, мы не встретим здесь твоего, этого… льва.

— А вот, ыть, и обед. — Обрадовано выдохнул Ыть.

— По-моему, у него две головы было, — с сомнением протянул Пью. — И вообще, эта штука была похожа на огромную разжиревшую крысу.

— Мясо есть мясо, — пожала плечами Ллойс. — И всяко лучше, чем драные армейские пайки. Которые у нас, кстати, тоже почти закончились.

— Рациональный подход, да? — Одобрительно кивнул снайпер, и поправив ремень винтовки, скрылся в зарослях. — Сейчас принесу…

— Тогда, ыть, привал. — Облегченно выдохнул толстяк, сбросив огромный раздутый, чем-то напоминающий хозяина рюкзак, грузно опустился на землю. — Если эта штука действительно жирная и не ядовитая, я вам такое мясо приготовлю…

— Только не в шкурке. — Тяжело вздохнула Элеум.

— Чего, ыть?

— Занесло меня один раз к Сломанным холмам, — пояснила, скидывая с плеча перевязь с сумками, девушка. — Наняли меня поохотиться на одну мерзкую тварь. Гадина резала местный скот, ну и охотников, конечно, иначе хрен бы эти степняки раскошелились. Хитрая оказалась, сука, пришлось гоняться за ней по всей долине. В результате прожила на границе солончаков почти три месяца. И один местный научил меня готовить кротов. Они в тех краях от радиации повырастали сильно, размером стали с крупную крысу. Ну, или мелкую псину. Уж как поглядеть. — Расстегнув клапан одной из сумок, наемница достала из нее хитро выгнутый кусок алюминия и длинный пенал с таблетками сухого топлива. — Костер лучше не жечь. Дым на такой местности издалека виден, да и сухостоя полно, пал пустить можно. — Пояснила она вопросительно посмотревшего на нее подростку. — Так вот. Там все просто. Отрезаешь кроту голову. Вытаскиваешь требуху. Затыкаешь деревянными пробками все его дырки, обмазываешь грязью и суешь в костер. Потом достаешь и обтряхиваешь. Шкура сама вместе с грязью слазит, а мясо остается чистым и сочным. И весь вытопленный жир остается внутри, чтобы лепешки макать в него, значит.