Дмитрий Панасенко - Ллойс [СИ]

— А ты чего хотела? — Удивился седой. — Чтоб тебя сразу на трибуну к боссу посадили?

— В Стае я бы уже получила место Пилы, — ощерилась Элеум. — Я его честно добыла.

— А ты была в Стае? — Плосколицый невольно сбился с шага и чуть не споткнулся. В голосе громилы появилась немалая доля уважения. — И как там?

— Была, ага. — С усмешкой девушка провела ладонью по жесткой щетке волос и сплюнула под ноги. — Почти полгода была бетой. Правой рукой, по-вашему. Но, если честно, мне не нравилось. Слишком часто приходилось следить за спиной. Потому и ушла. Здесь, надеюсь, не так?

— Не. — Седой слегка смутился и поспешно отвернулся от отчаянно делающего ему страшные глаза и корчащего рожи громилы. — Мы не дикари, мы братство, семья. И вообще, у нас не принято своих обижать. А ты почти своя. Бои кончатся еще до вечера. Потом тебя проведут к бассейну реактора. Бросишь в воду… что-нибудь. В смысле, это как клятва. Свидетельство того, что ты отрекаешься от своей плоти и принимаешь нашу веру. Ну, а потом праздник, конечно.

— Прямо в бассейн? — Вскинула брови девушка. — Может, мне проще голову себе о стену расшибить?

— Да не бойся, — отмахнулся плосколицый. — Там не сильно фонит. Реактор давно сдох. Я вот тоже боялся…

— Так ты не местный, что ли? — Удивилась Элеум.

— Нет, конечно, — усмехнулся рейдер. — Тут вообще местных мало. Да и видок у них, в основном… Третье поколение мутантов, сама понимаешь… Нет… меня еще лет тридцать назад завербовали. — Словоохотливо пояснил плосколицый.

— И как? — Поинтересовалась девушка.

— Как-как… как обычно, — криво усмехнулся громила, — вырезали почти весь поселок, уцелевших баб да детишек на колени, тем, кто покрепче — в руки ножи. Жить хотите — режьте… Я хотел… Зато сейчас у меня целый отряд в подчинении… Мама бы мной гордилась… Мама… Взгляд бандита на миг затуманился, стал серым и пустым.

— Понятно, — с неопределенной интонацией кивнула Элеум.

— Вот и хорошо, что понятно, — кивнул плосколицый, тихонько подталкивая девушку. — Шагай лучше.

— Ага, — кивнула Элеум, покосившись в сторону вооруженного дробовиком громилы. Если расчеты верны, до ее «комнаты отдыха» оставалось не больше двух сотен метров.

— А ты что в жертву принесешь? — Опустив дробовик, поинтересовался громила.

— Не знаю еще. — Пожала плечами наемница. — Пальцы мне дороги. Может зуб?

— Не, не катит, — покачал головой седой. — Нужно что-то посущественнее…

— Тогда сиськи. — Похлопала ладонью по встопорщенной жилетке Ллойс. — Все равно, только мешаются, мужики вечно пялятся, когда бежишь — трясутся, на пузе ползать опять же неудобно…

— Не вздумай. — Не на шутку перепугался седой. — Чего удумала, такую красоту портить. Бабе — это дело самое…

С хрустом врезавшийся рейдеру в переносицу локоть наемницы загнал нос вглубь черепа и заставил его прерваться на полуслове. Закатив глаза, бандит, как подкошенный, рухнул на пол. Прежде чем голова старого разбойника коснулась пола, девушка развернулась к запоздало вскидывающему дробовик плосколицему громиле и с разворота ударила его каблуком в горло. Рейдер, выпучив глаза, выронил оружие и, схватившись за горло, упал на колени. Прыгнув бугаю на спину, девушка, зажав пострадавшее горло локтем, зарычав от усилий, резко рванула в сторону. Раздался чуть слышный хруст, и мощное, перегруженное мускулами тело напоследок взбрыкнув ногами, обмякнув, сползло на пол.

Ллойс не торопясь отпустила труп. Провела ладонью по жесткому гребню волос, вытряхивая из него остатки опилок, и оскалилась. Бои до вечера. Переглядывания и подмигивания конвоиров… Во всяком случае, именно сейчас от нее побега не ожидают…

— Уроды. «Почти своя». Вы, ведь, зуб даю, у раскрашенного недомерка в шестерках ходите. — Раздраженно зашипев, Элеум сорвала с рейдера патронташ, пересчитав патроны, мстительно пнула труп и болезненно скривилась. Снова пригладила ирокез и, подхватив тела бандитов за шкирку, покряхтывая от усилий, потащила их за собой.

— И расточатся врата ада. И поглотит пламя рентгена нечестивцев, и верные избегнут его. И затрубит глас сирен морских. И поднимутся из пучин стальные рыбы. И взойдет огонь подводный и поглотит берега. И сделаются воды горьки, и верные будут пить молоко и мед истины. И прогремит глас воздушный, и сделаются бури. И пепел, и прах покроют землю, и хлад придет, и мрак. И верные будут в тепле Его и свете Его навечно…

Слетевшая с петель дверь, сметя по пути заставленный приборами и инструментами стол, с грохотом ударилась о противоположную стену. С ног до головы покрытая белесыми разводами штукатурки, небрежно отшвырнув в сторону дергающегося на полу, булькающего рассеченным горлом охранника, наемница нависла над прикованным к столу скриптором.