Наталья Караванова - Дана и Бродяга

— Понятно. Ну что, поехали? Боб просил доставить вас срочно.

Инспектор Гус ему уже Боб, — ворчливо подумал Джет. Наглядный пример того, как война отметает условности.

Побитый кар удивительно резво взял с места и, подпрыгивая на оставшемся после взрыва мусоре, взял курс на Руту. Вик поделился новостями:

— Завтра день траура по погибшим при защите порта. Мэра официально объявили погибшим от рук бандитов. Он теперь у нас чуть ли не национальный герой. Даже Лерой на втором месте. Гус свалился с давлением, но его быстро подлатали, и он снова у руля. Скипидарит там наших. Население испугалось. Сидят по домам. И правильно делают.

— А что пустынники? — спросил Джет.

— А что с ними? Их в городе почти не осталось, ушли с кочевьями. Не понимаю вопроса.

— Да нет, это я так. Просто интересно, что с ними дальше будет. Без государственной поддержки они не выживут. А культура очень интересная, по-своему уникальная.

— Да? А по-моему, просто примитивные дикари. А, ла-халлта!

Машина подпрыгнула на кочке.

— Примитивные значит… — пробормотал Джет. — а что значит «лахалта»?

— Понятия не имею. Один торговец так на своего племянника орал, когда тот какие-то мешки на рынке перепутал. Привязчивое слово.

Машина остановилась возле поста проверки документов.

Вышел патрульный. Явный новичок в полиции, может даже из вчерашних ополченцев. Вик протянул личную карточку. Взгляд полицейского затуманился, — он добросовестно проверял документ, используя все ресурсы сети.

Мелисса, сидевшая рядом с водителем, зевнула в ожидании своей очереди.

И вот тут случилось неожиданное.

Велли Риммер, видимо решивший не надеяться на правосудие, вдруг резким толчком распахнул дверцу и побежал, петляя, по улице, в сторону каких-то заброшенных сараев. Резво. Не помешали даже связанные руки.

Джет не ждал от пленника такой прыти — до того Риммер вел себя спокойно и лояльно.

Патрульный же, у которого на поясе болтался табельный бинк, и вовсе заметил беглеца только через несколько секунд, когда вышел из сети.

Бинк — оружие, радиус поражения которого не превышает восьми метров. Стрелять в Валентина, когда он уже почти добежал до конца переулка, стало бесполезно. Джет, выскочивший из машины следом, не успел пробежать и десятка шагов, когда беглец скрылся за поворотом.

Для очистки совести, он к тому повороту все-таки добежал. Переулок вился среди типовых хозяйственных построек. И ни души.

Джет, плюнув, вернулся к машине. Обсуждать инцидент не хотелось.

— Дана, подожди. Давай передохнем.

Длинный пустой коридор уходил влево и вправо. В тусклом свете автономных осветителей, тускло поблескивали рельсы.

— Что? Снова, да?..

В голосе искреннее беспокойство.

Девчонка остановилась, не сделав и трех шагов по коридору.

— Нет. Все нормально. Просто нужно немного подумать.

Саат присел у края ниши, в которую вывел технический туннель. Потер ладонями виски. Пояснил:

— Вот-вот появится сеть. Придется отвечать на вопросы.

— Ну и что. Мы же ничего плохого не сделали?

— Не сделали.

Пауза затягивалась. Стала натянуто-тоскливой. Дана, не дожидаясь, когда она оборвется, прервав эту неожиданную посиделку, спросила:

— Не хочешь встречаться с отцом, да?

— Не в этом дело. Не знаю, в чем дело.

Она поежилась. На лице отразилась растерянность, приправленная сочувствием:

— А знаешь, чего я боюсь? Что когда выберемся, окажется, что телепортация на орбиту невозможна. Или что нет связи с нашим швартовочным спутником… и что никто не станет ради меня гнать на орбиту катер. Я даже… даже решила помогать полиции, потому что думала, что успею и запрограммировать искин и пробраться к телепортаторам… а оттуда сразу на орбиту. И во время осады думала, что будет, если меня убьют. Там же звери, они ни в чем не виноваты. А их оставили одних… Рядом ни меня, ни Бродяги… Я боюсь, что когда появится сеть, и наладится связь с орбитой… там, на яхте, что-нибудь будет не так.

— Пошли.

Саат решительно поднялся.

Дана нахмурилась. Сказала:

— Погоди. Так не честно. Скажи, чего боишься ты?

Приложила так приложила. Почти такой вопрос задал ему вчера Риммер.

Отвечать «честно» было нечего. Риммеру он тогда наврал. Верней, сказал, что показалось правильным по ситуации.

Сейчас ситуация другая. Чего же я боюсь? Что возвращаться будет некуда. Или не к кому. Что все уже изменилось, а я даже не представляю, в какую сторону. Я уже не отвечаю за ситуацию, от моих решений ничего не зависит.