Эрик Рассел - Избранные произведения в одном томе

— Кто-кто сцапал?

— Полицейские, — просветил репортер, — Мы показали первых двоих в утреннем выпуске новостей. Нам тут же позвонили с десяток зрителей и сказали, что знают их, это Джонсон и Грир. Ну, мы и решили, что у вышеупомянутых Джонсона с Гриром не все дома. — Он мрачно хохотнул.

— Порой я и сам склонялся к такому выводу, — сказал Кампенфельдт.

— Ещё через полчаса другой телеканал нарушил наши авторские права, тоже показав Джонсона с Гриром. Через десять минут его примеру последовал третий. К десяти утра чужаков уже было четыре пары, похожих друг на друга как близнецы, и все были пойманы при сходных обстоятельствах в общественных парках. Как будто весь мир сошел с ума и возжелал быть Джонсоном или Гриром.

— Нет уж, — возразил Кампенфельдт. — Я бы не хотел быть кем-нибудь из них. Ни за какие коврижки.

— Это, разумеется, была сенсация. Телеканалы объединились и показали всех восьмерых в полуденном выпуске, который транслируют на всю страну. Мы поняли только, что наткнулись на что-то очень странное. Программу увидели ребята из военной разведки, они вытрясли из местных легавых все подробности, сложили два и два и получили четыре, если не восемь.

— Из кого вытрясли?..

— Из легавых. Контрразведчики нажали на всех этих Джонсонов и Гриров. Подвергли их, назовем это так, усиленной обработке. После этого шпионы заговорили как миленькие, но несли какую-то околесицу. В конце концов один из них попытался сбежать и схлопотал пулю. Когда грохнулся на землю, он все ещё был Джонсоном, но через минуту его тело превратилось в черт знает что… Бог ты мой, какая мерзость! Да вас бы от одного взгляда вывернуло наизнанку.

— В таком случае я бы предпочел обойтись без подробностей, — сообщил Кампенфельдт, поглаживая брюшко.

— Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Все, что не с нашей планеты, определенно должно быть с какой-нибудь другой. Власти уже серьезно принялись за семерых оставшихся, которые вели себя как ни в чем не бывало, пока не поняли, что мы их раскусили. После этого они дружно совершили самоубийство, и мы остались с восемью комками какой-то скользкой гадости на руках и в полном недоумении.

— Бр-р! — передернуло Кампенфельдта.

— У нас осталась единственная зацепка: настоящие Джонсон и Грир. Поскольку инопланетные твари скопировали облик реальных людей, следовало искать их последнее известное местопребывание. Все говорило о том, что корабль чужаков должен находиться где-то неподалеку. Мы сообщили с экрана, что разыскиваются настоящие Джонсон и Грир. Их многочисленные друзья сообщили, что они здесь, у вас. Потом объявились лесничие и сказали, что вы только что заявили об их исчезновении.

— Заявил, — подтвердил Кампенфельдт. — А если бы знал, куда они подевались, то и сам бы исчез. Драпал бы отсюда, не разбирая дороги.

— В общем, в дело вступила авиация. Летчикам было велено провести разведку. В случае обнаружения корабля они должны были удержать его на земле, не допустить бегства. Но вы же знаете этих ребят, им только дай волю. От корабля даже мокрого места не осталось. Ну и что мне теперь снимать? Воронку и дымящиеся пеньки?

— Невелика потеря, — заметил Кампенфельдт. — Кому охота смотреть на тварей, которые могут забраться в твою постель, прикинувшись дядюшкой Вилли? Мы бы потом до конца жизни не разобрались, кто есть кто.

— Это точно. — Репортер на погрузился в мрачную задумчивость, потом добавил: — Хотя притворялись они отменно. С их способностями вполне могли бы обвести нас вокруг пальца, если бы только умели ими пользоваться. Надо же было дать такого маху с выбором образцов для подражания. — Он почесал макушку, косо взглянул на собеседника. — Просто в голове не укладывается, что на всем белом свете они не нашли места лучше, чем нудистский лагерь.

— Природный оздоровительный центр, — поправил насупившийся Кампенфельдт.

Корабль куда-то стремительно мчался, но без обычного для ракетных двигателей шума, и ни один звук не нарушал тишину. Царило безмолвие, словно бы сотворение мира ещё не свершилось.

Снаружи корабля не было ничего, кроме пугающей темноты, так что казалось, будто никакого «снаружи» вовсе не существует. Есть только «внутри» — место, где сияет свет и теплится жизнь, замкнутый хрупкий мирок, одинокая обитель в заполненном чернотой пространстве.

Человек здесь мог вообразить себя полубогом, ожидающим рождения мириадов звезд-светлячков; как в кошмарном сне, ему могло казаться, что он уже умер; либо он мог представить себя лежащим в кровати и смотрящим сны. В некотором смысле именно сон лучше всего соответствовал действительности.