Виктор Точинов - Хронофлибустьеры

Однако имелась одна крохотная загвоздка: никаких документов, необходимых для пересечения границ, у меня не было. Уверен, что «наши люди с Бреста», выглядевшие как прожженные жулики, смогли бы помочь в этом вопросе. Но не за те деньги, что лежали в моем кармане.

Осторожно я поинтересовался процедурой пересечения шведско-финской границы. Оказалось, для этого достаточно шведского паспорта. Или финского. Или любого другого шенгенского. При этом ни финские, ни шведские пограничники паспорта обычно не спрашивают. Лишь изредка, если пассажир вызывает подозрение большим багажом, могут проверить документы и содержимое сумок и чемоданов.

О финско-российской границе я не стал расспрашивать, пересекал ее не раз. Там все по-взрослому, не забалуешь. Но для этой границы у меня имелось свое ноу-хау. Прорвемся…

Девушка-менеджер поинтересовалась, принял ли я решение купить билет, или же меня интересует еще какая-то дополнительная информация. Как-то она умудрялась совмещать внешность суровой нордической валькирии с ангельским терпением. Угадайте с трех раз, что я ответил.

Да, я ответил именно это, и спустя час сидел в «шаттле», а спустя еще два – в международном автобусе.

Бесконечно долгая дорога к дому завершалась. Осталось каких-то несчастных одиннадцать часов… Целая вечность… Ничего, переживу. Не такое переживал. Лучше бы поспать большую часть дороги, но сна ни в одном глазу, так взбудоражен. Придется воспользоваться народным снотворным.

…У дешевизны билетов от дискаунтера нашлась своя оборотная сторона: стюард знал русский на таком уровне, что столковаться с ним никак не получалось. Английского не знал вообще. И я решил пустить в ход свой шведский диалект.

Тем более что Василий мне кое-что растолковал (вспомнив, с каким необычным выговором я произнес шведское слово «монета») и дал полезный совет.

– Шведского языка, – объяснял он, – вообще в натуре нет. Тут всякий шпрехает на своем диалекте. И похожи диалекты между собой… ну, типа как суржик, балачка и трасянка. Или даже меньше. Мне тех, кто со Сконе, вообще не понять, если быстро тарахтят. Но, прикинь, у каждого диалекта тот же статус, что и у шведского как бы литературного, а тот только в Стокгольме и окрестностях в ходу. Потому как один диалект над другим ставить… это, знаешь…

– …серпом по их нежным евроценностям?

– Именно так. Так чё базарь с ними, как умеешь. Только медленно так базарь, разборчиво. Поймут, привычные.

Советом я воспользовался. Сказал стюарду – медленно и разборчиво – фразу, что не раз произносил в трактире Гледхилла:

– Водки неси, селедочий сын. Русской.

На «ты», как заказывали. А «селедочий сын» – ну, такие вот в нашей тьмутаракани диалектизмы, имеем право.

Смысл до стюарда дошел, судя по его ответу: я кое-как разобрал, что обеспечение спиртным пассажиров в спектр предоставляемых перевозчиком услуг не входит.

Пришлось добавить, беззастенчиво плагиатируя классику:

– Ты не понял, селедочий сын: найди где хочешь и принеси мне водочки. Я домой еду.

Всякий, кто смотрел хоть один старый советский фильм о нелегких буднях пограничников, знает: нелегальный переход госграницы дело трудное и опасное, лучше его вообще не затевать. Как только ни изощряются нарушители, преодолевая контрольно-следовую полосу, даже лосиные копыта к сапогам привязывают, – все зря. По следу пойдут доблестные пограничники с собаками, и рано или поздно настигнут, и хоть ты прячься, хоть отстреливайся, – наказания по всей строгости справедливых советских законов не избежать. Да еще и собака покусает.

В реальной жизни все проще.

Утром (но не ранним, пришлось дождаться, когда окончательно рассветет и когда развеется туман, это непременное условие) я шел берегом старинного заброшенного канала. Водоем густо зарос водорослями, деревянная облицовка его берегов давным-давно сгнила и развалилась, лишь кое-где торчали почерневшие бревна, наклонившиеся во все стороны, – словно последние уцелевшие зубы в стариковской челюсти. Всплескивала мелкая рыбешка, по воде расходились круги. Куда-то деловито плыла утка в сопровождении выводка утят.

Ни контрольно-следовой полосы, ни проволочных заграждений, ни хотя бы полосатого пограничного столба на моем пути не было. Увидел остатки разрушенного шлюза и понял, что через полсотни метров окажусь на российской территории.

А когда оказался и дошагал до приметного дерева с дуплом, исполнил странную пантомиму: широко развел в стороны пустые руки, развернулся, демонстрируя пустую спину. Затем раздернул в сторону полы куртки-ветровки – дескать, ничем под ней не обвешан.