Александр Шапочкин: Глава клана

В общем-то, в большинстве посадов и посмотреть было не на что. Из достопримечательностей: Храм Древа, рынок да большой дом старосты. Иногда ближе к Холмгарёру к этому списку добавлялся «Большой дом», служивший местом общинных сборов, он же был центром кучкования посадской воинской дружины. Но это только в том случае, если поселение было достаточно большим, чтобы, освободив некоторые рабочие руки, позволить себе содержать десяток-другой тренированных профессионалов вместо обычного плохо обученного ополчения.

В остальном же различались домики, далеко не всегда бывшие одноэтажными пятистенками, самобытной резьбой или даже коваными элементами. Однако после пяти-шести посещённых посадов всё это народное творчество приедалось и воспринималось просто как фон, в то время как на первый план выходили люди, их наряды и быт. Именно эти детали и примечал Михаил, бодро шагая вдоль невысоких заборов, за которыми вовсю кипела жизнь: брехали кабысдохи, натягивая закреплённые на будках и столбах цепи, гомонила птица, разрывая лапами снег, суетились женщины и девушки, занимаясь домашними делами, дымили трубы и слышались звуки рабочего инструмента из некоторых хозяйственных построек.

Естественно, что новый человек, появившийся в таком вот замкнутом социуме, да ещё в зимнюю пору, вызывал у аборигенов определённый интерес. Так что мужчина вполне мог рассматривать посадчан, которые сами пялились на него, не опасаясь показаться невежливым ли нарушить какие-нибудь местные неписаные правила. Глаза аборигенов были узкими, чуть раскосыми, у же, чем у тех, что проживали близ Москвы или Холмгарёра, люди имели четче выделенные скулы и острые подбородки. А вот носы их не были приплюснуты, как у жителей селений восточнее Сыктывкара. В общем-то, можно сказать, что их женщины с длинными каштановыми косами были красивы. Мужчины же, остригая волосы на голове и отпуская усы, странно подбривали бороду, оголяя подбородок, отчего на морозе, особенно у стариков, казалось, что с лица свисают две натуральные сосульки.

Нужный кабак, «У Ярофея», на вывеску которого хозяин расщелился и где-то добыл холмгарёрские светящиеся трубки, Михаил обнаружил в нескольких дворах от пустующей нынче рыночной площади, в этом посаде занимающей центральное место на пересечении двух больших улиц. Тёмное двухэтажное бревенчатое здание с узкими окнами и высокой покатой крышей не имело крыльца, и чародей просто толкнул крепкую дубовую дверь, входя в полутёмное прокуренное помещение.

Нельзя сказать, что питейный зал был здесь большим. Сбоку от входа располагались вешалки, на которых висело несколько зипунов, впрочем, далеко не все из малочисленных в этот час посетителей заведения спешили расстаться с верхней одеждой, многие сидели за столами, кутаясь в телогрейки и не снимая шапок. Постучав ногами по слегка обледенённой кованой решётке, установленной в полу сразу за порогом, и сбив снег, который всё же налип на сапоги, Михаил активировал глаза, внимательно осматривая помещение.

Почти сразу же в дальнем углу тоже загорелся зелёный огонёк. Мужчина, махнув подорвавшемуся к нему хозяину, зашагал туда, на ходу поправляя свисающий с ремня, перекинутого через плечо, планшет с бумагами от Совета.

— Какие люди! И что же мы здесь забыли? — ехидно и чуть недовольно спросила его высокая, хорошо сложенная женщина, развалившаяся на установленном в углу промятом диванчике, на круглом столе перед которой стояло с пяток кувшинов, сильно пахнущих брагой. — Что-то я тебя, красавчик, не узнаю.

— Здравствуйте, Марфа Александровна, — Михаил чуть поклонился. — Позвольте отрекомендоваться, Михаил Иванович, серебряный ранг, капитан. Разрешите сесть?

— Новгородец? — жестом выразив своё согласие, произнесла одноглазая чародейка и, плеснув в имевшуюся на столе кружку из ближайшего кувшина, подтолкнула её к мужчине так, что затормозила та прямо перед ним, не пролив на стол ни капли.

— Сыктывкарец, — отрицательно покачал головой Михаил. — Однако прибыл из Подгорного Дворца.

— Хорошая ипокатастима, сильная, — кивнула своим мыслям его собеседница. — Есть у меня там знакомые. Ты, часом, не Ивана Вокулыча сын?

— Нет, хоть и безмерно уважаю Вокулу Потапыча, — ответил чародей, пригубив оказавшуюся ягодной бормотуху, довольно недурственную на вкус, хоть и отдающую чистым спиртом. — Ивана Алексеевича, если знаете такого.

Его собеседница на несколько мгновений задумалась, а затем неуверенно произнесла: