Дикон Шерола - Стая

— Фигово, что Джоконда решила переименовать себя в Жанну Д’Арк, — задумчиво произнес Койот, лениво растягивая слова.

Заметив на себе вопросительный взгляд Лескова, он продолжил:

— Ну, если подумать, Марат запретил бить крысу из-за Джоконды. Так что все будут злиться на нее. Миланка уж точно.

— Милана особенно! — подхватил Игорь. — Зря Джоконда избегает тебя. Ей наоборот сейчас лучше продолжать общаться с нами.

— А чего она от тебя шарахается? — возмутился Иван, обратившись к Диме. — Потому что ты не кинулся защищать этого идиота? А то, что ты кидался ее защищать, она уже забыла? Да пусть тогда катится. Забей, Лесков! Найдешь себе нормальную. Бабы не заканчиваются этим забором.

— Среди старших девчонок много свободных, — добавил Рома.

— А младшие вообще сдохнут от восторга, если ты на них посмотришь, — приободрил парня Игорь.

Поддержка друзей хоть и была Диме приятна, но настроение от этого не улучшалось. Возможно, действительно стоило поговорить с Маратом наедине и попробовать объяснить ситуацию. А сейчас получалось, что какая-то там девчонка оказалась храбрее его. Это чертовски уязвляло самолюбие.

Еще неприятнее становилось оттого, что Катя отказывалась его видеть. Он несколько раз посылал за ней девчонок, но те неизменно возвращались с одним и тем же ответом: «у нее болит голова, и она хочет спать». Была, конечно, мысль взять и все-таки зайти в запретный женский коридор, но там постоянно сновали воспитатели, поэтому лучше было дождаться ночи. Да, нужно поговорить с ней, попробовать объясниться, а то придумает себе всякой ерунды, как любят делать девчонки. Тем более все закончилось хорошо. И она не должна особо злиться.

Дима успокаивал себя, как мог, но настроения от этого не прибавлялось. В итоге во дворе он и его компания просидели до самого вечера. Лесков отказался идти даже на ужин, сославшись на то, что не голоден, и его друзья пожелали остаться подле него. В столовую ушел только Игорь под предлогом разведать обстановку и, если там будет Катя, привести ее во двор.

Когда Енот вернулся, ужин уже закончился. Ничего нового он не узнал, Джоконду не увидел, а на вопрос Ивана, что давали жрать, слукавил, что не обратил внимания. Олег убил бы его, узнав, что парень все-таки перехватил пюре с мясной подливой, в то время как остальные решили голодать в знак солидарности.

Сейчас все участники «стаи» расселись на крыльце и играли в карты. Становилось прохладнее, но в здание никому идти не хотелось. Лучи заходящего солнца сонно блуждали по двору, словно разыскивали что-то в траве. И почему-то, глядя на розовеющее небо, Олегу внезапно захотел сказать что-то такое, что могло бы навсегда объединить их компанию. Через пару лет они окажутся за забором, и долгожданная жизнь разбросает их по городу, а то и вовсе по миру. Поэтому нужно было что-то сказать. Причем прямо сейчас. Но едва Олег собрался с мыслями и уже решил было толкнуть речь, как за его спиной послышался ворчливый голос Цербера:

— А вам что, особое приглашение нужно? Уже девять часов! Живо по койкам!

Сторож стоял на крыльце, строго глядя на играющих.

— Устроили мне тут Лас-Вегас, — добавил он, уже с долей любопытства заглядывая в карты Ивана. Комбинация была неплохой, поэтому, скорее всего, Пуля бы выиграл.

— Какие койки в девять вечера? Может, вы нас лучше погулять выпустите? — вяло поинтересовался Олег, не сильно надеясь на успех.

— Оборзел, что ли? Не будете вы у меня гулять каждую смену. Я сам решу, когда вас выпускать, — нахмурился мужчина. — Сегодня и так уже Григория Алексеевича выперли. Решили и меня спровадить?

— Да мы недолго, Михаил Юрьевич, — подхватил Рома. — Погода хорошая.

— У вас всегда погода хорошая. Лишь бы ничего не делать и правила нарушать, — продолжал ворчать Цербер. — Давайте, заметайтесь в дом. Я сейчас дверь буду закрывать.

— А во дворе нельзя остаться? Потом закроете, — голос Димы показался Церберу каким-то чужим. Парень безразлично перебирал карты, даже не глядя на того, к кому обращается. Обычно Лесков выпрашивал что-то с куда большим рвением, а сейчас скорее напоминал робота, у которого вот-вот сядет батарейка.

Какое-то время Михаил Юрьевич молчал. Что-то в тоне этого парня ему не понравилось. С первого взгляда на Лескова можно было понять, что он расстроен, но задавать ему вопросы при друзьях Цербер не стал. Едва к этим пацанам проявляешь внимание, они тут же начинают орать, мол, отстаньте, вы мне не отец. Как будто только отец может интересоваться их жизнью…