Рост Толбери - Неживой [СИ]

— Что там? — окликнул он их, скользя вниз по жиже и переходя на лёгкий бег.

— Э-э-э, снег, Вашество, — заикаясь ответил один из них. — Натурально подморозило. Не время ажно для снега ж?

— Не время, — ответил Золтан, снова посмотрел на чистое небо и пошёл дальше.

Судя по тому, что им удалось разузнать у местных, встреченных по дороге, они уже должны были быть на месте. Впереди показались ветхие домишки, хлипкие заборчики и крыша колодца с выцветшей красной краской. Когда он подошел ближе, из-за дома вышел Савват.

— Нашли посреди леса юрту. Такие степянки и таёжники ставят. Внутри пусто. Охотники такую могли поставить, что вперёд нас вышли. Не справились они похоже. Или дёру дали.

— Что-то я не удивлён, что камысы не справились. Я бы им воды добыть не доверил. Больше бравады. Слабаки.

— Да, что с тобой, Золтан? — Савват не доверчиво покачал головой, внимательно изучая командира. — Обычно тебя за шиворот не вытащишь, если непонятки начинаются. Первый кричишь, чтоб отряд назад поворачивал. Ни за какие деньги, говоришь.

— Не твоё дело, — от грубости старшего товарища Савват надул губы, но заткнулся и развёл руки в стороны, как бы ожидая приказов.

На окраине деревни, почти сразу за последними домами, обнесённый лишь невысоким заборчиком из камней, был устроен деревенский погост. Около него стопилась часть бойцов и на что-то внимательно изучала.

— Рассуди наш спор, коммандир, — позвал его Тройка. — Колдовская эта хреновина или языческая?

Золтан перемахнул забор, прошёл мимо них и присел рядом со странной конструкцией из веток и грязи, сложенной между кустарников. Листва с них начала опадать, а трава вокруг пожухла и прижалась к земле.

— Колдовская, — ответил Золтан, когда он поднёс руку, волосы на ней встали дыбом, кожа пошла мурашками.

— И что нам делать с этой штукой? — Тройка потёр подбородок.

— Сжечь. Всё колдовское в огонь, — тихо произнёс Золтан.

— Давненько я тебя таким не видел, командир, — рот Тройки скривился в неприятной полуусмешке. — Чтоб дрожь брала. Сколько ж ты людей сжёг, пока с имперцами работал?

— Достаточно.

— Вот значит, в чём тут дело, — встрял между ними Савват. — Соскучился по старой работёнке? Или личные счёты припомнил какие с нечистой? Вот значит, на кой чёрт мы обозы в грязи зарыли и по этой запинде гуляем? А стоит оно того, Золтан? М?

— Не говори о том, чего не знаешь. Сожгите это. Прямо сейчас. И не трогайте руками. Десятник!

— Да, командир!

— Скажи солдатам перерыть дома, пускай ищут соль и масло и тащат всё к колодцу. Сам беги к обозу, пускай оттащат его дальше назад по дороге и выставят охранение. Реально выставят, а не для вида. Могут быть проблемы. Разрешаю сразу стрелять, если что не понравится или не понятно будет. Понял меня? Так им и скажи. Потом проследи чтобы от них сюда принесли факелы, одеяла, еду и воду. И захвати с моей телеги красную кожаную сумку. Сам её понесёшь. Головой за неё отвечаешь. Понял?

— Понял, командир, — десятник отдал честь и убежал исполнять приказы.

— Факелы? Мы что, тут на ночь останемся? — недовольно спросил Савват. — Во что ты нас втянуть хочешь?

— Не от нас зависит.

Много лет назад молодой и голодный оборванец по имени Золтан, стоял у пристани Владиса и поджидал какого-нибудь сытого и беззаботного торговца, возвращающегося на свой корабль.

Как назло в этот день торгаши были на удивление бдительны или не расставались со своей охраной. От голода рассудок Золтана начал мрачнеть, и он бы в шаге от того, чтобы совершить какую-нибудь глупость.

Он уже почти рванулся вперёд, надеясь на свою удачу и ноги. Хотел вырвать увесистую сумку у смуглокожего обладателя пуза, окруженного такими же упитанными охранниками.

За мгновение, как его пятки оторвались от земли, кто-то грубо схватил его за рукав, потянул и развернул на месте.

Таких людей он ещё не видел, хотя далеко не первый день стоял в ожидании добычи у кораблей со всего света. Хмурые. На лицах следы ветра и пыли, такие, словно они были в пути с тысячу лет. Усталость. Безразличие. Жестокая решимость. Костлявые, словно смерть. И пахло от них смертью. Не буквально, но он почувствовал это каждой клеточкой своего тела.

От такого взгляда душа Золтана ушла в пятки, и он не смог вытащить из себя ни грамма решимости или юношеской спеси. Инстинктивно втянулся живот. На секунду он решил, что уже когда-то обкрадывал этого человека и сейчас получит нож, который дойдёт прямо до позвоночника, царапнет по нему и распорет его словно свинью.