Евгений Шепельский - Война

Имя Робин Гуда в юбке звучало как АлЕнка, без «ё», каковое «ё» неизбежно вызвало бы у меня определенные ассоциации…

Кот, соблюдая золотую середину, сел между мной и Великой Матерью, никому не выказывая явного предпочтения. Умен был, сукин сын, дипломатичен.

Гонец перевел дух, закончил спешно:

— Сей произвол чинит она пока на землях гнусного союза Равных Владетелей, который объявили Мортур Сегвен и Дельбадо Роурих… Говорят, войско ее множится, крестьяне бегут под ее руку, ибо графы слишком лютуют, да и Эльфийская тоска наползает на поля… Надо бы изловить презренную Аленку, да казнить, подвесив на площади крюком за ребро либо челюсть!

Ну да, конечно, как будто это отменит смерть Роуриха-старшего и отца этой самой Аленки. Мортур Сегвен спровоцировал ее на преступление. Вот что случается, когда государство пренебрегает защитой своих граждан… А своя чаша терпения есть даже у святых.

— И еще, — произнес секретарь, и голос его дрогнул, — союз начал чеканить собственную монету, презрев клятву верности короне! Они чинят неслыханное святотатство: золото и серебро Санкструма переплавляют для чеканки!

Я скрипнул зубами. Прямо как при сегунате в Японии, когда каждый сегун гнул свою линию… Нет, надо это дело прекращать. И с этой робингудшей следует вести осторожную игру. Пока она шалит на землях союза Равных Владетелей — она мне полезна, ибо с Роурихом и Сегвеном, как видно, теперь не удастся договориться. Главное, чтобы пламя крестьянского восстания не перехлестнуло границы их владений… Хотя… Крестьянская армия может быть мне полезна. Главное — договориться с Аленкой.

Если я умело сдержу первый удар врага, мятежные аристократы задумаются. Я заслужу их уважение. Затем, действуя последовательно и осторожно, используя Аленку как рычаг, я сумею принудить их не просто к миру, но, возможно, и к союзу, а потом приберу их вотчины к рукам.

Главное сдержать первый удар.

И договориться с этой самой Аленкой.

На стенах ледника тлели небольшие лампадки. Окон не было. Следом за Ричентером и тремя Алыми вошли мы с матерью Игрем. Кот остановился на пороге, принюхался, и вдруг вздыбил шерсть, зашипел. В полутьме его глаза полыхнули яростью.

Мать Игрем наклонилась, безошибочно нашла холку Шурика и возложила на нее заскорузлую ладонь.

— Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Усатый властелин… Да, здесь твой древний враг. Помоги нам, усатый властелин, помоги нам… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Помоги нам! Помоги!

То ли ее увещевания и впрямь подействовали, то ли она загипнотизировала малута, но усатый властелин опустил шерсть, и нехотя, зябко поджимая лапы, то и дело недовольно поглядывая на меня, начал спускаться по холодной каменной лестнице.

Приземистый подвал был заполнен прямоугольными и квадратными глыбами льда, прикрытыми почерневшей соломой и дерном с давно пожухлой травой. Между глыбами и на них лежали корзины с припасами, стояли какие-то сундуки, ящики, кувшины, разнообразные бутылки. У кирпичной стены под лампадой на одной из глыб, сливаясь с полумраком, лежало на спине тело Хвата. Цепи с него сняли. Держать покойника в погребе с припасами — по средневековым меркам считалось нормальным.

Ветер студеным языком лизнул лицо; отдушины в потолке не давали воздуху застояться.

Хват был в том же черном, рваном трико — похожий сейчас на ребенка. Глаза прикрыты. Лицо — белое, с заострившимся носом и выпяченным подбородком. Тонкие губы поджаты в презрительной гримасе. Даже мертвый он выражал презрение окружающим людям. Презрение и ненависть.

— Охолодел, но еще без пятен, — гулко проговорил какой-то Алый. — Прохладно здесь, да и помер недавно совсем, но уже закоченел, конечно, бревно-бревном. Ежели вот скажем его в гроб класть, так с силой сгибать придется, конечно.

— Ворволака решила поиграть, — обронила мать Игрем. И снова — нутряной кашель, похожий на клекот орла или грифа. — Шалун дерзкий!

Постукивая клюкой, верховная ведьма уверенно, не спрашивая направления, приблизилась к эльфу и ощупала тело, затем возложила ладонь на его лоб. По морщинистому лицу скользнула пугающая усмешка.

— Архканцлер! Я говорила тебе, что не творю чудес? Верь мне: и сейчас чудес не будет.

Я вздохнул тяжело. И так ясно: Хват мертв. Смог каким-то образом остановить свое подлое сердце.

— Есть ли какая-то надежда…

— Держите его! — строгим голосом велела мать Игрем. — Держите его четверо, он очень силен! Немного магии, архканцлер! Немного магии и сил разума!