— «Винтаж Мюм»? — переспросил Дон. — Вы имеет ввиду шампанское?
Он никогда раньше не пробовал настоящего шампанского.
— Совершенно верно, господин полковник. Во всем мире осталось лишь несколько бутылок этого напитка. Очень жаль, конечно. Когда я был еще мальчишкой, оно пользовалось любовью знатоков. Впрочем, если вы не желаете…
— Нет, почему же, — поспешно перебил его Матерс, — я не против попробовать.
Метрдотель лично ухаживал за гостем, хотя рядом суетились два официанта. Он обмотал запотевшую бутылку салфеткой, ловко откупорил бутылку, наполнил половину бокала игристым напитком и взглянул на Дона в ожидании дальнейших распоряжений.
Подражая манере Демминга, Матерс пил маленькими глотками. Это был лучший напиток, который ему когда-либо приходилось пробовать.
— Восхитительно, — оценил он, покачав головой.
Лицо метрдотеля озарилось сияющей улыбкой, и он наполнил бокал еще на три четверти.
— Не желаете ли еще чего-нибудь, сэр? Может, пообедаете? Наш шеф-повар уже…
— Нет… Пока нет.
Вокруг царила атмосфера приятного возбуждения, и это ему нравилось. Это была та самая жизнь, о которой ему говорил Демминг и Ростофф.
— Может быть, чего-нибудь еще? — не переставал настаивать метрдотель.
— Если только с кем-нибудь пообщаться, — печально вздохнул Дон. — Но я в Женеве никого не знаю, кроме… Кроме президента Содружества Солнечной Системы и некоторых его помощников.
— Женское общество, господин полковник?
— Обожаю женское общество.
«Оказывается, даже в таком респектабельном заведении могут предложить девочек», — подумал Матерс.
— Какая из этих дам вам больше нравится? — поинтересовался метрдотель, делая жест рукой в сторону зала. Предполагая, что это всего лишь шутка, Дон ответил:
— Почти все. Никогда не видел такого великолепного женского общества. К сожалению…
— Но какая из них вам нравится больше всех? — Метрдотель налил ему полный бокал.
Матерс улыбнулся, вглядываясь в лица почти сотни женщин. Он решил, что метрдотель, познакомившись с его вкусом, приведет к нему какую-нибудь путану.
— Вон та, рыжеволосая, в белом вечернем платье. По моему, более очаровательной девушки я не видел даже в кино. Даже профессиональный косметолог не создаст такой красоты.
— Одну минуту, господин полковник.
Метрдотель устремился в глубину зала, оставив гостя в недоумении. Он подошел к столу, где она сидела с очень представительным мужчиной и, наклонившись, что-то сказал им. Мужчина на какой-то момент остолбенел, а девушка, бросив быстрый взгляд в сторону Дона, тут же отвела глаза.
Метрдотель отступил от них на несколько шагов, и девушка обменялась несколькими фразами со своим спутником. Затем она встала, и метрдотель повел ее в сторону изумленного Дона.
— Думаю, нет необходимости представлять полковника Донала Матерса. Полковник, это — графиня Грета Эмден-Гармиш.
Девушка посмотрела на Дона пленительным, отрешенным от окружающего мира взглядом.
Позади стоял ее спутник, с виду совершенный пруссак. Он щелкнул каблуками, поклонился, затем повернулся и пошел из зала широкими шагами, глядя прямо перед собой.
Девушка сияла поразительной красотой, которую Дону не часто приходилось встречать в своей жизни. Девушкой ее только и можно было назвать. Вблизи она казалась еще моложе, чем когда сидела в другом конце зала. Ее волосы отливали темно-золотым светом и по моде прошлых лет были собраны кверху. Точеные маленькие ушки могли воодушевить поэта, а ее формы выражали изящество, которое присуще только представителям нордической расы. Ее лицо украшали тонкий аристократический нос и утонченный ротик, хотя чувственно-алые губы были чуть полноваты. Дон не мог не заметить совершенства фигуры, которая напоминала быстро созревший прекрасный плод.
Подоспевшие официанты пододвинули стулья для Матерса и его новой знакомой.
Метрдотель движением фокусника откуда-то достал второй бокал, тут же наполнил его и, поставив бутылку в ведро, чудесным образом исчез.
Чувствуя легкое возбуждение, Дон произнес:
— Надеюсь, что ваш друг не был…
— Это вовсе не друг, — перебила она, — это мой муж. — Приятный, чуть вибрирующий голос полностью гармонировал с ее внешностью. Ее английский тоже был безупречен, впрочем, вероятно, в Женеве все говорили на этом языке.
Матерс замолчал, слегка озадаченный, но потом продолжил:
— А-а, я понял. Вы ни в чем друг другу не мешаете, и каждый волен делать, что хочет.
Читать дальше