Мак Рейнольдс: Пойдем со мною рядом

Мартин Уэндл оставил свой «Ягуар-седан» у подножия холма и направился к коттеджу на вершине пешком. На полпути он приостановился и задумался. Для человека его полета и амбиций дело было незначительным. Или нет? Почему нужно было тратить так много времени? Пожатие плечами вышло очень по-человечески, а улыбка кривой. Он продолжил подъем.

Легкий стук в дверь вызвал почти незамедлительный ответ.

– Профессор дома? – спросил он.

Отозвавшийся заколебался:

– Вам назначено, сэр?

Мартин Уэндл посмотрел на него.

– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Профессор Дрейстайн занят своими исследованиями, сэр, – слуга сник.

– Спасибо, – сказал Уэндл, подавая свою шляпу и трость.

Он остановился у входа в убежище математика и, прежде чем его присутствие заметили, изучающе осмотрелся. Эта была комната ученого мужа. Удобная мебель, предназначенная для того, чтобы на нее что-то проливали, способная вынести пинки обуви и ожоги сигарет. В одном из углов находился изящный передвижной бар, в комнате было более одной коробки для табака и более одной подставки для трубок. На стенах висело несколько картин; Уэндл различил работы Риверы, Гранта Вуда, Хартли, Беллоуза, Марина.

В тяжелом кожаном кресле скорчился Ганс Дрейстайн. Над книгой торчали только его знаменитая копна белых волос и часть необычно высокого лба. Перед ним, на коврике, опустив голову на лапы, расположился громадный черный пес немыслимой породы.

Собака открыла глаза и тихо протестующе зарычала.

– Профессор Дрейстайн? – спросил Мартин.

Ученый выглянул из-за своего фолианта и заметил стоящего перед ним человека – высокая фигура, линкольновского типа лицо, безукоризненная одежда, почти высокомерный безапелляционный тон.

Ганс Дрейстайн заложил страницу указательным пальцем, распрямился и нахмурил брови.

– Я давал указание Уилсону… – начал он.

– Вопрос гораздо важнее мелочей, которые могут нам помешать. Мне необходимо провести с вами полчаса.

Собака снова зарычала.

– Хватит, хватит, мальчик. Успокойся, – сказал ей Дрейстайн и обернулся к посетителю: – Мое время расписано полностью, сэр. Это убежище – единственная возможность уединиться, чтобы немного расслабиться, подлечить стариковские болячки, иногда закончить затянувшиеся исследования.

Высокий посетитель нашел себе стул напротив пожилого человека.

– Мое время так же ценно, как и ваше. Я не намерен тратить его впустую. – Его глаза уставились на собаку. Он кивнул и перевел их обратно на негостеприимного хозяина. – Вы знакомы с жизнью Роджера Бэкона, английского философа и монаха?

Ученый вздохнул, закрыл книгу и положил перед собой на журнальный столик. Закрыв глаза, он сказал:

– Родился в 1215-м и умер в возрасте около восьмидесяти лет. Обучался в Оксфорде и Париже, стал профессором. Вступил в Орден францисканцев и обосновался в Оксфорде, где специализировался в алхимии и оптике. Должно быть, в те дни он был занят больше своими делами. В 1257-м его обвинили в колдовстве, и он потерял в заключении десять лет полнокровной жизни.

Голос Ганса Дрейстайна с возрастом стал тише, но не утратил своей знаменитой ироничности.

– Интереснейшая личность, – закончил он. – Но какое отношение имеет старый философ к вашему вторжению, мистер…

– Мартин Уэндл, – подсказал посетитель. – Вам несомненно будет интересно узнать, что Бэкон был мутантом – Homo superior – одним из первых, кто упоминается в наших записях.

Лохматые белые брови поползли вверх.

– Какое несчастье, что он дал обет.

В голосе Уэндла прозвучало легкое раздражение:

– Большое несчастье, профессор. Как вы убедитесь, сэр, я не занимаюсь ерундой.

Математик остановил на нем долгий взгляд, наконец встал и направился к бару.

– Хотите выпить, мистер Уэндл?

– Спасибо, нет.

Смешивая себе порцию, профессор заговорил:

– Я тут обнаружил, вопреки общему мнению, что алкоголь, э-э, в разумных дозах способствует научным изысканиям.

– Я так не считаю.

– Конечно. – Профессор Дрейстайн вернулся в свое кресло. Глаза собаки проследили за ним от кресла до бара и обратно. – Итак, сэр. Эти ваши полчаса моего времени?

Когда хозяин снова откинулся в кресле, его сухощавое лицо на секунду расслабилось.

– Раньше я об этом никому никогда не рассказывал, – начал Уэндл. – Хотя, чтобы так или иначе получить информацию, я потратил слишком много лет.