Алекс Костан - Инженер

— Это ты убил сынка владельца планеты?! — проревел краснокожий великан, сиганув со второго этажа и с грохотом приземлившись на пол. Его комбинезон был спущен до пояса, демонстрируя внушительную мышечную массу. Все его тело покрывали багровые шрамы, образующие причудливый узор.

— Да, — ответил я спокойно. — Он попался мне под руку.

Подойдя вплотную, бугай наклонился ко мне — я был ему по грудь — и с этаким оскалом и издевкой в голосе поинтересовался:

— Чем докажешь?

Его голос пробрал меня до печенок. «Если он сочтет, что я соврал — закатает в бетон!» — пронеслась паническая мысль, а на смену ей пришла веселая ярость, зародившаяся где-то в глубине груди:

— Он похитил мою женщину и просил выкуп, — я сделал шаг в сторону и раскрыл руки, обводя присутствующих вглядом, словно желая обнять весь мир. Бугай заинтересованно наблюдал за мной. — Я взял наёмников и выловил его, после чего он был застрелен! — моё лицо озарила кровожадная улыбка.

Теперь между мной и бугаем было ровно два шага — достаточно для маневра.

И ведь я не соврал. Главное — я не сказал, что я его застрелил. Его застрелила Лайла, потому он «был застрелен». Не так ли? Посмотрим кто кого…

— Хм… хлипковат ты что-то, — почесал он подбородок. — Я — Кожа. Ты будешь в камере со мной — у нас как раз предыдущий «постоялец» помер. Прибили его в драке. Выёживался много, — он усмехнулся. — Как тебя звать?

Он положил мне огромную лапищу на плечо, заставив аж присесть немного.

— Я Трим.

— Ну так вот Трим, слушай сюда и запоминай — тут ты никто, но раз убил этого сукина сына, то ты наш парень. Все мы тут, — он обвел рукой стоящих у поручней людей и нелюдей, — пострадали от владельца этой дрянной планеты. Поэтому то, что ты грохнул его сына — нам в радость.

Я хотел было поинтересоваться, что тут можно делать, а что нельзя, но вовремя прикусил язык: Надо помалкивать. Просто помалкивать. Меньше скажу — может за умного сойду.

— Пошли, — он мотнул головой в сторону лестницы и сам направился к ней. Мы поднялись на второй круговой этаж, где и находилась тридцать шестая камера на троих разумных.

— Значит так. Твоя койка вот, — он положил лапищу на дальнюю кровать, расположенную напротив входа — как я говорил, я — Кожа…

Я превратился в слух, как губка впитывая всё, что может помочь мне здесь выжить и выбраться на волю.

Во-первых, здесь кормили три раза в день. Заключенные выстраивались в шеренгу и получали свою «пайку» из стены напротив лифта. Потом туда же относили мусор — разовые тарелки и ложки.

Во-вторых, беспорядки здесь были исключены. За этим следил диспетчер в башенке. В случае чего, он подавал сигнал на ошейники и заключенных жестко стегало болью, потому никаких беспорядков.

В-третьих, времени здесь не было, но, когда звучал сигнал отбоя, все должны были разбрестись по клеткам. Клетки запирались металлическими дверьми с вмонтированным бронестеклом, опускающимися сверху. Ночью снаружи зорко патрулировали дроны, в случае чего поднимая тревогу. Диспетчер тут же подавал сигнал на наши ошейники и опять «болевая процедура». В случае какого-либо препятствия действия ошейников, могли прилететь боевые дроны и открыть огонь на поражение. Так себе альтернатива боли. Кроме того, раз в день, по словам Кожи, желающих того заключенных, выводят на общественные работы, особенно если у тех есть какая-нибудь освоенная профессия мирного типа. Инженер там, техник… От этой процедуры можно отказаться, если нет желания, но работы сокращают срок отбывания здесь. Всё это я уже понял, когда меня спросили о профессии и желании работать, ну да ладно. Те, кто заключен здесь пожизненно, имеют шанс при «хорошем поведении» перевестись в более мягкий режим и поступить на службу в спец. подразделение армии или в рабство к какому-нибудь местному магнату. Тоже не очень хорошая альтернатива. На вопрос на какой период я заключен, я пожал плечами — мне не сказали.

Затем в камеру пришел третий «постоялец»: девушка-киборг с темно-синей кожей, покрытой высокотехнологичным черным узором, состоящим из прямых горизонтальных и вертикальных линий, образующих сетку по всему телу. От левого глаза и вверх, на затылок, шли металлические сегменты, вливавшиеся в широкую полосу металла точно по центру черепа. Бросив на меня взгляд, черных как смоль глаз без зрачка и радужки, она молча улеглась на свою койку — справа от входа.

— Это Герда, — кратко представил её Кожа, после чего, обращаясь к женщине: — Его зовут Трим.