Кирико Кири: За пределом [Author.today]

Чуть раньше я сказал, что нас можно было бы назвать многодетной. Это потому, что теперь мы таковыми не являемся.

Брата сбила машина.

Просто несчастный случай на переходе, таких случаев по одной нашей стране десятки, если не сотни. Кто-то гнал, не успел остановиться, сбил его, непродолжительный полёт, и мой брат разбивает свою голову о бордюр, неудачно на него приземлившись. Когда он погиб, ему было четырнадцать, мне же шесть.

Нас осталось трое.

Кажется, в тот момент мои сёстры получили психологическую травму. Иначе объяснить их навязчивую заботу я не мог. Они едва ли не заменяли мне родную мать: готовили, стирали, помогали с уроками, опекали так, как не снилось другим. Возможно, потеряв любимого старшего брата, теперь боялись потерять и младшего.

Сначала меня это раздражало, я всячески противился этому, ругался с ними, доводил до слёз и истерик, но потом смирился с этим. Я их любил, и это, можно сказать, показ моих чувств им. Они были старше меня на четыре года.

А восемь лет назад у обоих сестёр обнаружили импульс. Ерунда, которая добивала теперь нашу семью, словно смерти моего брата для неё было недостаточно.

Если быть кратким, то импульс — возможность человека воздействовать на окружающую материю посредством мозговой активности. В отличие от обычных людей, у таких вот носителей импульса мозг может вырабатывать волны, импульсы или поля, которыми они способны влиять на окружение на молекулярном уровне. Железо в золото не превратят, однако подогреть воду в чашке смогут без проблем. И это не предел их способностей.

Импульс, как и многие другие генетические особенности типа родимых пятен или цвета волос, передаётся по наследству: чем больше родственников владеют таковым и чем сильнее в импульсе родители, тем сильнее вырабатывает волны их ребёнок. Правда, не до конца известно, почему этот самый импульс иногда проявляется и у обычных людей, которые не имели подобных родственников.

Это всё я вычитал из книг, но не сказать, что это мне помогло понять проблему, которая возникала едва ли не у тридцати процентов носителей этого импульса. Почему со временем эта способность иногда убивала обладателя.

В семнадцать лет у одной из близняшек случился первый приступ — первый признак того, что человеку пора отсчитывать время до своей смерти или копить деньги на лекарства. Или на операцию.

Он произошёл прямо на моих глазах. Мы сидели за обеденным столом, девчонки баловались своей способностью и злили отца, когда одна из них неожиданно замерла. Она выглядела так, будто остановили время. Её кожа побледнела, глаза стали пустыми, после чего моя сестра со всего маха уронила голову прямо в тарелку с едой.

Это выглядело жутко, неестественно, ненормально. Я и позже становился свидетелем этого приступа, и каждый раз меня не прекращало бросать в холод от вида этой неестественной реакции. Словно она за мгновение лишалась всех сил.

Способность убивала её. Можно сказать, откачивала из неё всю энергию, от чего с каждым разом она выглядела всё более болезненной, хрупкой и уставшей. В конечном итоге всё кончится тем, что её сердцу не хватит силы даже биться. Это понимал я, это понимали все. И под улыбками и ободрениями я видел лишь страх и отчаянье.

Лечилось ли это?

Да, лечилось. Медикаменты или операция на мозге. Но что одно, что другое стоило таких денег, какие просто не могли водиться в обычной семье. Речь даже не шла про то, чтоб стабилизировать её — вылечить от приступов, при этом сохранив способности. Такое стоит вообще баснословных денег, и обычно этим пользуются богатые обеспеченные люди, которым важно оставить ребёнка с импульсом. Речь шла о том, чтобы уничтожить сам импульс, который и служил причиной приступов. Это стоило дешевле, но не настолько дёшево, чтоб подобное потянула обычная семья типа нашей.

И тут плавно я подхожу к тому, почему устроился на подработку, почему мои отец и мать впахивают по-чёрному, а сестра отказалась от университета в пользу работы в какой-то захудалой фирме. Мы зарабатывали деньги, как могли, чтоб оплатить лечение и лекарства, а заодно не умереть с голоду.

У Наталиэль была тяжёлая форма. Срочно требовались деньги, чтоб не дать ей умереть в ближайшие недели от первого приступа. Моя семья продала свой дом, продала всё, что можно было продать, продала машины, как свои, так и машины покойных бабушек и дедушек. Возможно, мы бы и дедушек с бабушками покойных продали, будь от этого хотя бы копейка. Моя мама сама продала фамильное кольцо, и я помню, как она долго плакала над ним, когда думала, что никто этого не видит.