Сергей Антонов - Метро 2033 - Высшая сила

Толик вернулся к поджидавшим его друзьям.

– Все. Уходим.

Шагов через двадцать он, не оборачиваясь, нажал кнопку пульта. Взрыв прозвучал приглушенно, но в спину ударила горячая пружинистая волна. Сад осветила ослепительная огненная вспышка. На этот раз биомасса, которая, хоть и считалась разумной, явно сглупила. Она не успела уползти в свою нору. Почерневшие, безжизненные ошметки жижи повисли на кустах и ветках деревьев. Свет сменила темнота. Обычная темнота ночи, которую уже не освещали адские звезды Кремля.

Майор Кречет не раз и не два давал себе обещание завязать с куревом, но на эту мелкую радость жизни не хватало даже его железобетонной силы воли. Он продолжал курить и делал это особенно часто при работе с бумагами. Вот и сейчас в его кабинете, несмотря на исправно работающую вытяжку, плавали клубы табачного дыма, а пепельница на столе была забита окурками.

Майор подчеркнул шариковой ручкой несколько предложений, которые показались ему особенно важными, захлопнул папку и закурил.

Рабочий день Кречета только начался. Он закончил работу с документами и стал принимать агентов, явившихся с докладами о положении дел в разных уголках Метро. Одних майор просто выслушивал, от других получал письменные доклады, донесения третьих фиксировал на бумаге сам.

Кречет выслушал рапорт очередного агента и собирался опять перейти к документам, разложенным на столе по степени важности, когда в дверь постучали.

– Войдите!

Майор недовольно поморщился – он не любил, когда его отрывали от дел, и предпочитал, чтобы к нему приходили только те, кого он сам вызывал. Однако вошедший оказался ординарцем самого Дабл Вэ, рослым атлетом лет тридцати с красивым, но каменным лицом. Кречет привстал.

– Генерал хочется встретиться с вами, – сообщил посыльный. – В своих личных покоях.

– Когда?

– Если нет неотложных дел – прямо сейчас.

– Неотложные дела всегда есть, молодой человек, – усмехнулся майор. – Но даже их можно отложить, если в гости приглашает сам Дабл Вэ.

Кречет хорошо знал привычки главы тайного правительства, и если тот приглашал его в личные апартаменты, это означало только одно: разговор будет с глазу на глаз.

Подобные встречи были редкостью, но тот факт, что они были, свидетельствовал о высшей степени доверия генерала к майору.

Через пятнадцать минут Кречет уже сидел в мягком кожаном кресле и любовался оттенками золота и янтаря, которыми переливался в свете настольной лампы налитый в рюмки коньяк.

На журнальном столике красовался хрустальный декантер с жемчужным ожерельем на горлышке и развернутая плитка шоколада.

Ровно гудел кондиционер. Стены личных покоев Дабл Вэ были увешаны картинами известных художников. Судя по характерным потертостям и прочим дефектам, это были подлинники, а не копии.

На генерале был черный велюровый халат с атласными антрацитовыми отворотами, из-под которого выглядывала белоснежная, не застегнутая на верхнюю пуговицу сорочка. Дабл Вэ положил дымящуюся сигару в хрустальную пепельницу, поднял рюмку, качнул ее, вдыхая аромат напитка, сделал маленький глоток и блаженно закрыл глаза.

– А знаешь, Юрий Трофимович, что означают цифры три и сто двадцать восемь на этикетке?

– Откуда? Вообще-то я предпочитаю водку. – Кречет выпил свою рюмку залпом и пыхнул сигарой, окутавшись облаком дыма. – Во-первых, очень по-русски. Патриотично. Во-вторых, церемоний никаких соблюдать не надо. Я ведь как папаша Мюллер – до сих пор не знаю, как правильно есть яблоко: резать или кушать целиком, как делают у меня дома.

– М-да… Что-то в твоих словах есть. Но «Камю»… Здесь смесь трех уникальных спиртов разной выдержки: сорок один год, сорок три и сорок четыре. В сумме – сто двадцать восемь. Благородный, изысканный напиток… Просто симфония.

– Вам по статусу положено пить такой коньяк, чтобы держать марку.

– М-да. Статус, звание… – Дабл Вэ наполнил рюмки. – А ты, Трофимыч, по-прежнему майор… Почему?

– Антон Иванович Деникин не давал своим офицерам наград и званий за победы над красными, поскольку считал Гражданскую войну братоубийственной. Я следую такому же принципу. Свое звание получил до Катаклизма и горжусь им. А то, что мы с вами делали последние двадцать лет… Не думаю, что это заслуживает наград и чинов. Вы ведь тоже понизились в ранге до генерала.

– Знаешь, Трофимыч, я иногда позволяю в отношении тебя… Ну, всякое… Невольно проецирую на старого верного друга косяки нашей безалаберной молодежи. Их посылаешь подглядывать, а они подслушивают. Вот и срываюсь. Кричу. Оскорбляю. Ты уж прости.