Дмитрий Глуховский - ПОСТ [litres]

И они бегут, у каждого в руке – детская рука – бегут медленно, детскими шажками – к расхристанным заводским корпусам, с просевшими стенами, с обрушившимися крышами, бегут, надеясь, что это – то, что направляет танец одержимых – не пошлет туда своих кукол им наперерез.

Но в цехах пусто.

Все тени стоят смирно, лежат неподвижно. Они спускаются в подвал, еще на этаж ниже, еще… Дети жмутся, руки их вибрируют тихонько, как догорающая спиральная лампочка – что-то они там просят, о чем-то плачут; наверное, хотят к мамам и папам. Но утешать и уговаривать уже нет сил – надо просто тянуть их за собой – вниз, глубже, в убежище.

И вот дверь.

Егор сует автомат в руки Мишель, берется за вентиль, надсаживается – и сдвигает его по резьбе, по кругу. Егор влезает в темноту первый, расшевеливает ее фонарным лучом. Страшно до жути, но делать нечего. Дети боятся ступать в черное жерло, их приходится вталкивать.

Потом запираются.

Садятся кучкой. Детям запрещают отходить.

Смотрят друг на друга. Егор пишет на чугуне: «ЗАВТРА СБЕЖИМ». «КОГДА БУДЕТ СВЕТЛО». Мишель спрашивает буквами: «ЧТО С ТВОИМИ РОДИТЕЛЯМИ?»

Егор отвечает: «НЕ ЗНАЮ»

Потом они снова берут детские руки в свои – только так можно почувствовать, если что-то будет не так. Тушат свет, чтобы сберечь батарейку. Становится так темно, будто зажмурился. Закрываешь глаза – никакой разницы.

Ручонка в его руке сжимается отчаянно. Егор вскидывается – и видит свет. Слабый белый свет, бликом на детском лице.

Лицо странное. Холодное, парализованное. Губы шевелятся. Егор не может понять – как?!

Ваня Виноградов трясется, Егор его одергивает, утихомиривает, а сам встает – и вглядывается. Это Рондик.

Бормочет что-то… Откуда свет? Куда он смотрит?

Егор поднимается… Придвигается к нему ближе… Ближе.

Мальчик смотрит в телефон. В тот самый телефон, в его, в Егоров, найденный на мосту, отобранный у женщины с сумочкой, и кем-то у Кольцова из гаража украденный. Вот, может, кем. Егор склоняется над экраном – там видео. Квартира. Люди за столом со стеклянными глазами, с пеной на губах – смотрят в камеру, произносят что-то синхронно, мелят, мелят, мелят…

И Рондик повторяет своими губами все в такт. Егор протягивает руку, чтобы забрать телефон – и тут Рондик вцепляется ему в волосы, впивается в глаза, хватает зубами за руки, телефон падает, рядом оказывается Мишель – она пытается Рондика от Егора оторвать, но в том сил, как во взрослом. Они вдвоем наваливаются на него, Егор смотрит – а дети-то остальные подбираются к ним поближе, вместо того, чтобы испугаться и бежать! К нему, к вещающему телефону…

Тогда он хватает телефон и колотит его экраном о торчащий штырь – раз, раз! – вдребезги.

А потом – набивает Рондику куртку в рот, чтобы заткнуть его, набрасывает на непродуваемую ткань лицо, Мишель сидит у него на ногах, Егор прижимает руки – и не пускают его, а он ходит весь ходуном так, как мать у Егора трясется в падучей; куртка на лице надувается и сдувается, как пузырь от жвачки – Рондик изо всех сил дышит ничем, напоследок. Дети расползаются по темным углам, а Егор с Мишель ждут, пока судороги ослабеют и Рондик затихнет насовсем.

После этого они баюкают детей, утешают их, обещают им, что все будет хорошо. Рондика оттаскивают в дальний угол – коченеть. Дети через сколько-то времени засыпают. Вроде бы, они не успели перемениться. Егор светит им в спящие лица фонарем – дети как дети.

Тогда он берет мел и царапает на стене: «НАДО ИХ ОГЛУШИТЬ». «ВСЕХ». «СЕЙЧАС». «ПО-ДРУГОМУ МЫ ИХ НЕ СПАСЕМ». Мишель на каждое слово только мотает головой. Нет, нет, нет. Хватает мел и тоже карябает: «Я НЕ БУДУ!». «НИ ЗА ЧТО!». «ПОЧЕМУ Я ДОЛЖНА?»

Егор отвечает мелом: «НУ А КТО ЕЩЕ?». «Я ТОЖЕ НЕ ХОЧУ». «НАДО». «НАДО ВМЕСТЕ». «ОДИН НЕ СМОГУ».

Потом лезет в карман – там кстати колется острое.

Гвоздики.

Внизу ночь не кончается никогда, но наверху-то она должна уже закончиться.

Теперь никто из них ничего не слышит.

Хорошо, потому что не слышно детские рыдания. Плохо, потому что не слышно приближающихся шагов.

Егор пишет Мишель: «Я ПОЙДУ ПРОВЕРЮ».

«СИДИТЕ ЗДЕСЬ».

«АВТОМАТ У ТЕБЯ».

«ФОНАРЬ ТОЖЕ».

Мишель отчаянно шкрябает: «Я ОДНА НЕ ОСТАНУСЬ С НИМИ!», «КУДА ТЫ?!».

Егор ей: «ДЕТЕЙ ТУДА ТАЩИТЬ НЕЛЬЗЯ». «ТАК НЕЛЬЗЯ УЙТИ». «НАДО ЗНАТЬ, ЧТО ОНИ НЕ ВЫБЕРУТСЯ». «ПОНИМАЕШЬ?»

Мишель тяжело дышит, берется что-то писать, но мелок крошится в пальцах – она слишком сильно на него давит.