Граниил Орлов - Фонтан [litres]

Сквозь тихий шёпот реки он услышал старческий голос.

Он был настолько приглушённым, что напоминал собой некий гул, словно щекотание ветра внутри огромной ракушки.

Голос произносил странные слова.

Намо арихтанам намо намо

Намо сиддханам намо намо

Намо увадджхайянам намо намо

Намо лойе савва сахунам намо намо.

А эсо панг наммукаро

Савва паваппанасано

Мангалам ча саввесам

Падхамам хавай мангалам

Апиханте саранам павадджхами

Сиддхе саранам павадджхами

Саху саранам павадджхами

Намо арихтанам намо намо

Намо сиддханам намо намо

Намо увадджхайянам намо намо

Ом Шанти, шанти, Шанти

Слэйн медленно открыл глаза и увидел сидящего напротив него Громма. Тот слегка покачивался взад-вперёд и, закрыв глаза, продолжал своё необычное ритуальное пение.

Оммм шанти, шанти, шанти Оммм

Оммм, шанти, шанти, Оммм…

Прекратив петь, он положил левую руку на плечо Слэйну. Продолжая смотреть пустыми и тёмными глазами, словно сквозь него, продолжил:

Оммм, шанти, шанти, Оммм…

Они с Женевой подхватили эти строчки, Громм взял варган и стал играть.

Его старческое лицо не выражало совершенно никаких эмоций и было странного цвета, казалось, что серебристые потоки реки проходили через него и освещали старческое тело.

Затем он широко открыл глаза и, смотря на Слэйна, отрывисто протянул:

– Майя…

И замолк.

Медленно покачиваясь, он поднялся, повернулся к Женеве и достал из своей красочной чадар какой-то предмет.

В руках был свиток. Он медленным жестом, словно из последних сил, протянул его Женеве. Затем, громко и радостно рассмеявшись, старец покачнулся и вдруг упал на спину. Слэйн с Женевой поймали его под руки и уложили в лодку.

Его лицо продолжало улыбаться. Его грудь медленно поднималась и затем осталась неподвижной.

Слэйн вместе с Женевой оттолкнули лодку.

Серебристая река, освещаемая луной, с лёгким воркованием приняла своего улыбчивого пассажира.

– Его путь завершён, теперь река доставит его в океан, и он воссоединится с ним.

Женева произнесла это с лёгкой дрожью в голосе, на глазах у неё проступили слёзы.

– Какая красивая смерть и невероятная жизнь, – сказал Слэйн и неожиданно вскинул руки вверх, будто пытаясь ухватить саму луну для поцелуя, и радостно прокричал.

Он смеялся, и Женева сквозь слёзы радовалась вместе с ним, это были высший экстаз и невыразимый восторг.

Кричали они до тех пор, пока лодка не пропала в темноте ночи.

Омыв лица и сев в обнимку у костра, накрывшись тёплой накидкой, не говоря ни слова, они погрузились в одну благодатную пустоту. Их тела были вместе, и большего им было не нужно.

До этого они не пробовали делать это, прикоснувшись телами, но в этот раз всё было иначе. Стояла необыкновенная ночь. Речка довольно урчала и, уже привыкшая к своей любимой роли, относила в темнейшую даль мысли двух человеческих созданий.

Вскоре, когда костёр догорел и стало светать, тёплая накидка тихонько сползла с их плеч. Их телам был не страшен свежий утренний холодок, напротив, они принимали его в себя, и оба выпускали тандемом своих тел тёплую волну жизни.

Когда солнечные лучи начали украдкой подкрадываться к их лицам, они одновременно вернулись в существующий для них мир.

– Ты слышала, как речка повторяла последние слова Иммануила?

Слэйн встал и направился к воде умыть лицо. Он засмотрелся на своё отражение, и в его голове, радуясь и ликуя, стали возникать новые мысли, которые теперь были легко заметны его внутренним созерцателем. Женева наклонилась над ним, и в отражении появились два улыбающихся лица.

– Это мантра джайнов, известных в своё время религиозных аскетов, – играючи шевеля губами, произнесла она в отражении.

Изображение Слэйна стало серьёзным.

– Ты знаешь её перевод?

Женева обняла его и прошептала в самое ухо:

– Она прекрасна и звучит так:

«Я касаюсь стоп того, кто обрёл себя,

Я касаюсь стоп того, кто стал своей сущностью,

Прикасаюсь к стопам Великих учителей – увадджхайя,

Я касаюсь стоп учителей,

Я прикасаюсь к стопам всех, кто познал себя».

Слэйн задумался.

– Объясни.

Она встала в полный рост и вдруг громко засмеялась.

– Это невозможно, я не знаю. Обрети себя – вот и весь смысл.

Вдруг за их спинами послышался крик мужчины:

– Женева! Эй, это ты?

С молниеносной скоростью оба встали с земли и обернулись. Вдали, у лесной тропы, стоял мужчина, лет тридцати пяти. Он был небольшого роста, одетый в звериные шкуры, и его круглое узкоглазое лицо, похожее на медную начищенную монету, выражало одновременно сильное изумление и испуг. Это был охотник, поскольку за спиной у него висел лук со стрелами. В его голосе проскользнули заметные нотки пылающей ревности.