Граниил Орлов - Фонтан [litres]

Каминская с недовольством отвечала ей:

– Настюня, ну что ты опять начинаешь, этот человек действительно спас меня, и да, на меня напали трое – стоит ли обращать на такое внимание?

Рыжеволосая хлопнула в ладоши и повысила голос:

– Конечно, стоит, его задело пулей. У этих бандитов был пистолет, а это значит, что на этот раз моя младшая отважная сестрица зашла настолько далеко на своём информационном поприще, что кто-то, уставший от её деятельности, подослал настоящих убийц.

Каминская покраснела от нахлынувшего раздражения.

– Слушай, ну хватит уже! Ведь знаешь, что я терпеть не могу, когда ты начинаешь вести себя как мама, диктуя мне, как правильно жить. Пойми же, это мой выбор, моя страсть и жизнь. Я же не устанавливаю правила для твоей врачебной деятельности, и хватит говорить обо мне в третьем лице… Ууу… Я ненавижу это!

Рыжеволосая женщина, горделиво сжав губы, с надменным лицом направилась к входной двери. Остановившись, она ещё раз поглядела на перебинтованного Рощина и, резко повернувшись к своей сестре, произнесла:

– А вообще знаешь, я рада, мужик-то симпатичный попался, может это и к лучшему. Замуж тебе уже давно пора, успокоишься хоть немного со своей этой детективной практикой.

Каминская, злобно сверкнув глазами, посмотрела на неё и, недовольно качая головой, произнесла:

– Да-да-да… Бла-бла-бла… Конечно, ежеминутно, ежесекундно. Спасибо за помощь, любимая и родная. Пока-пока!

Вымучив улыбку, она закрыла за сестрой входную дверь, после чего быстрым шагом ушла на кухню и, достав из заначки сигарету, закурила. Продолжая недовольно бурчать себе под нос, сделала несколько затяжек, потом налила кофе и, задумавшись на некоторое мгновение, проговорила вслух:

– Рощин… Да откуда же?

Вдруг, резко отпрянув от стола, на бегу ударившись лодыжкой о табуретку, Каминская вбежала в комнату и, пройдя мимо лежащего Рощина, раскрыла ноутбук и с нетерпением стала щёлкать мышью.

– Ну, давай же!

Ноутбук вышел из спящего режима, и через мгновение, крутя колёсиком мыши, она вычитала информацию прошлогодней давности о молодом путешественнике, который проехал автостопом по всей России и до самой Индии. Точнее, даже до Непала, при этом двигался он довольно интересным маршрутом: от севера к востоку и оттуда к югу на запад.

– Вспомнила!

– Вот и познакомились, – прозвучал глухой голос Рощина за её спиной.

Она обернулась и встретилась с ним взглядом. Он поднялся с кровати, жмурясь от боли. Каждая клетка внутри неё восхищенно вскрикивала, каждый эрогенный участок кожи вздрагивал, сердце стучало и будто бы приплясывало в грудной клетке, стремясь вырваться свободолюбивой птицей наружу.

Каминская встряхнула головой, пытаясь, видимо, отогнать охватившее, до этого незнакомое ей ощущение. Быстрым движением она оказалась рядом с Рощиным и схватила его своими тонкими пальцами за накачанные руки, не позволив надеть ему лежащий рядом дырявый свитер.

– Куда! Лежать!

И затем добавила более спокойным и умилённым голосом:

– Ну, куда же вы, Григорий. Вам нужно отлежаться, у вас ещё рана не зажила.

Рощин вновь взглянул на неё, сурово и строго, и Каминская почувствовала то, что раньше отрицала, над чем смеялась. Теперь это чувство захватило её сущность целиком и полностью. Она влюбилась в этого молодого, отважного и, к слову, красивого мужчину – романтика, путешественника со своей загадкой и очарованием.

Она прижалась к его груди и сама не заметила, как, плача, стала умолять:

– Прошу, останься…

Рощин, не говоря ни слова, взял листок бумаги и написал свой номер. Затем с лукавой ухмылкой посмотрел на свою фотографию из прошлогоднего путешествия, открытую на экране ноутбука. Он взглянул на часы, вышел в коридор и, достав из своей куртки мобильный телефон, начал звонить:

– Алло… Иммануил, доброго дня. Уже выехали, отлично. Значит, завтра, в девять утра, прибывает ваш поезд, так. Ага… Отлично, я всё запомнил, не беспокойтесь, завтра я вас встречу.

Закончив разговор и нажав кнопку окончания вызова, Рощин прошёл обратно в комнату и под растерянный взгляд Каминской записал на ту же бумажку с номером новую информацию.

Успокоившись, стоя у двери со скрещёнными руками, она произнесла:

– Я подброшу тебя с утра, а сейчас, прошу тебя, вернись обратно в кровать и позволь мне поухаживать за тобой.

Каминская говорила, и при этом её лицо выдавало два совершенно разных, противоборствующих между собой настроения. С одной стороны, она хмурилась, Рощин раздражал её тем, что заставил чувствовать себя слабой, беззащитной и настолько нуждающейся в нём. С другой стороны, её выдавали глаза искренне влюбленной женщины. Они словно таяли, смотря на него, казалось, были готовы извлечь содержащуюся в них женскую тайну наружу, через слёзы, умоляя о взаимности чувств.