Семён Афанасьев: Алекс и Алекс 3

– Обычное дело, – поясняет мне Анна, комментируя разворачивающийся перед нами разговор отца. – Родители на это и рассчитывали. Полицейские друг друга всегда сдают наперегонки, при малейшем нажиме. Это все адвокаты и прокуроры знают. В отличие, кстати, от врачей! – задумчиво добавляет Хаас, как будто что-то вспоминая. – Тех вообще невозможно расколоть, говорят. Вот медики коллег по цеху защищают, будто родных детей.

Зал специализированного суда. Помещение для заседаний.

– … ваше имя и звание, пожалуйста!

– Сержант Кайшета, Жойс. Первый Колониальный Корпус!

– Поясните, пожалуйста, ваш выстрел в помещении федеральной почты?

– Я плохо знать Всеобщий! Могу не мочь объяснить! Можно переводчик?!

– Она нормально говорила! – подаёт со своего места голос темнокожий полицейский. – В здании почты она вполне нормально говорила и понимала!

– Суд может доказать, что человек не владеет языком, – чуть снисходительно поясняет ему кто-то из судейских. – Но владение языком в суде не доказывается. Нет исчисляемого критерия минимальной суммы знаний. Плюс, вы – лицо заинтересованное.

Там же, через минуту.

Высокая темнокожая сержант очень экспрессивно обращается к судье, жестикулируя и демонстрируя чудеса мимики. Её слова синхронно переводит скучающий молодой человек, являющийся одним из рядовых сотрудников канцелярии и владеющий родным языком сержанта:

– Когда на любого военнослужащего колониального корпуса, либо на его близких, нападают любые муниципалы, есть чёткая инструкция касательно порядка ответа. Действия любого федерального военнослужащего, оказавшегося свидетелем, чётко регламентированы следующими её параграфами…

– А как вы поняли, что речь идёт о нападении на Алекса Алекса?

– Я его девушка. Мы живём вместе. Мне не нужно, чтоб он открывал рот, для того, чтоб понять, о чём он думает. – Сержант красноречиво играет бровями, не отрываясь взглядом от судьи. – Мне достаточно видеть его лицо и глаза. Либо просто слышать его голос, неважно, на каком языке он говорит. Кроме того, агрессивность действий муниципалов лично у меня сомнения не вызывала. Я ветеран следующих компаний… И я умею отличать намерения противника до того, как начинается стрельба.

– Вас не смущает, что он младше вас?

– Не относится к компетенции разбирательства, Ваша Честь. Но я отвечу. Алекс происходит со мной из одних мест. У нас возраст сексуального согласия равен двенадцати годам для мальчиков, и тринадцати – для девочек. Он давно вышел из этого возраста и отдаёт себе полный отчёт в своих действиях со мной. Кстати… Прошу внести в протокол моего опроса тот факт, что я стреляла исключительно затем, чтоб предупредить муниципалов не дёргаться.

– Вы так хорошо владеете пистолетом? – на лице судьи впервые за время заседания проступает подобие живого интереса.

– После Лубанги, в Первом Колониальном все хорошо стреляют. Кто остался в живых… Из чего угодно, включая пистолеты. Если хотите, могу попасть в левый глаз портрету за вашей спиной прямо сейчас, с этого места. Тут метров двадцать. Это можно будет считать практической проверкой, правду ли я говорю. А ваши муниципалы стояли намного ближе.

– НЕ НАДО! Принимается… Вы не считаете свои на почте действия чрезмерными?

– Никак нет. Нападение на федерального военнослужащего равно нападению на Федерацию. Я никогда не давала повода считать, что могу плохо выполнять свой служебный долг. Или не понимать, в чём он заключается. Особенно когда надо стрелять. Или когда я вижу один из вариантов откровенной и видимой агрессии, необоснованной, в адрес федерального военнослужащего. Армия очень хорошо знает, что делать, когда муниципальная полиция сепаратистов…

– СТОП! БЛАГОДАРЮ! Сержант Кайшета, суд вопросов в ваш адрес больше не имеет! Вы свободны…

После судебного заседания, на котором федералы, муниципалы и Хаасы (от моего имени) выступают в роли команд «каждый за себя», мы с Жойс направляемся в Корпус.

Анна остаётся у родителей, обещая быть утром. Кроме всего прочего, должно что-то проясниться от длинного полицейского, похожего на богомола: прямо в суде Хаасы берут его на поруки, освобождают из-под стражи и увозят куда-то к себе.

В Корпусе обнаруживаем Камилу, изображающую морскую звезду на кровати.

– Пошли на балкон, – обнимает меня за плечо Жойс, подталкивая вперёд. – Там и пенки на двоих, и укрыться найдём. И Карвальо не разбудим тряской кровати.