Виктор Коновалов - Харон

— Хакнуть секретные базы данных сверхразвитой цивилизации? — на лице Белого появилась демоническая улыбка.

— Ну… — протянул я. — Это можно представить и так. Нам нужно открыть дверь в хранилище и просмотреть одну из старых книг.

— Отлично! Вместе с Палычем напишем код сетевого червя, запустим в систему и вечером можем отправляться на дело! — уверенности Белого мог бы позавидовать любой шоумен или политик.

Уже ночью, когда небольшой червяк, состоящий из троичного кода, используемого октопусами в программировании, прогрыз слабую защиту корпуса библиотеки, мы с Белым вышли из своих комнат, чтобы вроде как случайно встретиться на первом этаже Храма.

Наши передвижения никто не контролировал, однако повсюду располагались камеры, считывающие всё, что происходило в главном здании Культа. Одну из таких, у самого входа в отдел электронной библиотеки, как и все камеры внутри самого хранилища, Палыч и Белый смогли взломать. Вторую, подключённую к другому источнику, утром «совершенно случайно» задел Крыс, ожидая, когда хозяин закончит чтение очередного электронного документа. Камера разбилась, а заменить её не успели. Теперь подход к библиотеке оказался слепой зоной.

Сетевой червь действовал очень осторожно, выгрызая лишь совершенно непроходимые элементы защиты. Через остальные он предпочитал пролезать, не оставляя на электронном коде собственных отпечатков. Библиотека, инфраструктура которой подключалась к локальной сети Храма, была защищена довольно посредственно, даже с точки зрения человеческих технологий XXI в. Варианта два: либо в рамках программного кода общество октопусов не слишком оторвалось от нашего, либо никто из руководства Культа просто не стал заморачиваться и оплачивать нормальный антивирус для библиотеки.

Действительно, случайный осьминог мог посетить лишь молильные комнатки Храма, уставленные статуэтками священных предков. Получить оттуда доступ к локальной сети было невозможно физически, а местные работники слишком дорожили своим местом, чтобы потерять его, попавшись на взломе засекреченного отделения библиотеки. Куда более красивой причиной увольнения была бы попытка взлома электронных счетов Культа, на которых хранились триллионы кредитов. Но тех октопусов, что решились на столь безрассудный шаг, больше никто не видел: либо скрывались в личном пентхаусе в центре Города, либо кормили крабов на побережье… И что-то мне подсказывало, что верным является вариант номер два: религия религией, но триллионы — это триллионы.

Скрипнув, толстая металлическая дверь открылась, пропуская внутрь меня и Белого, зачем-то надевшего нечто, похожее на балаклаву, скрывающую лицо. До Катастрофы в таких вот балаклавах ходили омоновцы, воспоминания о которых отозвались болью между рёбер.

— Зачем? — прошептал я.

— Ну как? — не понял Белый, поправляя головной убор, сшитый из футболки с изображением Амёбы. — Для секретности.

— Нас же по камерам на верхних этажах засекут без проблем! Думаешь, здесь по ночам толпы туристов ходят? Эх… — махнул я рукой, — ладно, пошли.

Белый пробурчал что-то нечленораздельное и, оглядевшись, вошёл в тёмный блок. Миновав место библиотекарши, оборудованное камерой (судя по всему, неспособной снимать в темноте), мы включили фонарики, подсвечивая шкаф с чёрными панельками планшетов, на которых открывались электронные документы.

Белый хмыкнул:

— Предпоследняя модель! Буржуи…

Я не разбирался в моделях местной электроники, а потому развёл руками — жест мог означать всё, что угодно, и Белый таким ответом остался доволен.

Вход непосредственно в закрытую часть библиотеки располагался за похожей металлической дверью, на которой висела табличка «Вход только по спецпропускам». Рядом в стене было встроено отверстие для сканирования этих самых пропусков.

Белый, чертыхаясь, достал из-за пазухи небольшую электронную схему, на которую они с Палычем несколько часов пытались нанести взломанный код, и приставил её к скану. Механизм недовольно пикнул, как будто не желая принимать подделку, но дверь всё-таки отъехала в сторону, открывая перед нами довольно большое помещение, уставленное закрытыми стеллажами.

Здесь было сухо и темно, температура казалась значительно ниже обычных для октопусов двадцати шести градусов — всё, что необходимо для поддержания сохранности старинных книг.

Переглянувшись, мы вошли внутрь.

Найти нужную книгу оказалось непросто. Пусть я и мог переводить иероглифы октопусов, но вот условные обозначения пока ещё оставались незнакомы, поэтому пришлось вдоволь побродить по тёмным проходам между стеллажами, пугаясь каждой тени и электронного звука, издаваемого порой приборами климат-контроля.