Василий Криптонов - Гром гремит дважды [СИ]

Теперь вспыхнула Шан. Прошипела сквозь зубы:

— Проваливай, пока я не позвала воспитателей!

— Если воспитатели — женщины, можешь позвать. Не возражаю.

С этими словами я откинул одеяло. Шан взвизгнула:

— Совсем с ума сошёл?! — и возмущённо отвернулась.

Чего ждала-то, интересно? Что я буду, пыхтя от стеснения, натягивать трусы под простынёй?

— Я предупредил, что собираюсь одеваться.

— Поздравляю, Ниу, — не оборачиваясь, бросила Шан. — Ты влюбилась в законченного психа!

— Она знает. — Я улыбнулся Ниу и наклонился к ней. Поцеловал. — Знаешь ведь, правда?

— Беги, — глядя на меня счастливыми глазами, прошептала Ниу. — Если тебя и правда увидят в нашем крыле воспитательницы…

— Я скажу им, чтобы завидовали молча.

— И попадёшь в карцер!

— Напугала. Карцер мне давно — дом родной… Хорошего дня, Шан. Не бесись так сильно, это вредно для пищеварения.

Увернувшись от щётки для волос, которой запустила в меня Шан, я вышел за дверь.

Повезло — на галерее никого не было. К себе в крыло я спешил, соблюдая все меры предосторожности. Насколько дозволено простому ученику то, что дозволено борцам, выяснить пока не успел, и последнее, чего хотел — это чтобы у Ниу были из-за меня неприятности. Хотя в том, что Шан нас не сдаст, почему-то не сомневался.

— Где ты был?

Я напрасно старался открыть дверь неслышно — Тао, оказывается, успел проснуться.

— Гулял.

Тао выразительно посмотрел на мою нетронутую постель. По лицу было видно, что от незаданных вопросов его аж распирает.

Я молча принялся делать наклоны, разминаясь перед новым днём. Обращаться ко мне повторно Тао не решился.

По галерее на утреннее построение мы с Тао обычно шли в толпе других парней. Утра в школе Цюань начинались, как правило, хмуро и заспанно, но сегодня на галерее царило непривычное оживление. Парни свешивались за перила, разглядывали освещённый прожекторами двор.

— Свежее мясо привезли, — долетела до меня чья-то реплика.

Я присмотрелся. Въездные ворота были открыты. Во дворе стоял микроавтобус с зарешёченными окнами. Из него, один за другим, выбиралось «свежее мясо» — новички.

Воспитатели строили их в шеренгу рядом с автобусом. Пока мы шли по галерее и спускались во двор, выстроили так шестерых новеньких — пока ещё в «вольной» разномастной одежде, с необритыми головами. Двое — крепкие, рослые парни лет по шестнадцать. Я подумал, что рядам борцов явно светит пополнение. А седьмой парень из дверей автобуса не вышел, а выпал. Даже, скорее, вылетел — как будто его толкнули в спину. Вслед за ним показался воспитатель в жёлтом ифу.

Объявил тем двум, что строили новичков:

— Теперь все.

— Жонг, — зашелестело по окружающей меня толпе. — Это ведь Жонг!

Мы уже вышли во двор и привычно строились в ряды вдоль его периметра.

«Жонг, — вспомнил я. — Тот парень, которому удалось бежать».

Благодаря его примеру в своё время решился на побег я.

Накрыло вдруг внезапной злостью. И сам удрать не смог, и меня подставил! Но вспышка ярости угасла так же быстро, как появилась. Я понял, что Жонгу и без меня несладко.

Парня заметно лихорадило. Скулу украшали ссадины, лицо в свете прожекторов казалось белым, как бумага. Глаза Жонга ввалились, под ними темнели круги. Слов, которые он бормотал, я не слышал. Но увидел, как размазывает по щекам слёзы и тянет к воспитателям трясущиеся руки. Те в ответ презрительно кривили губы, один замахнулся на Жонга дубинкой.

— Таблетку выпрашивает, — обронил кто-то, стоящий позади меня.

— Верно говорят, что таких, как мы, и ловить не надо, — горько добавил другой. — Сами обратно в школу ползём. Воспитателям пятки лизать готовы — лишь бы таблетку получить.

— Чш-ш, — одёрнул третий голос. — Господин директор идёт. Мало вам предупреждений?

Разговоры смолкли. Я повернулся и посмотрел туда, где находился административный корпус.

Обычно господин директор в построении участия не принимал. А сейчас шагал через двор, засунув руки в карманы коричневого пальто, с таким видом, как будто его оторвали от очень важного дела.

Мимо нас он прошёл, будто не заметив, и остановился перед новобранцами. Поправил очки на носу, покачался с носка на каблук.

И грустно заговорил:

— В который раз я встречаю здесь этот автобус. И в который раз ловлю себя на том, что хочу сказать: «Рад приветствовать вас в школе Цюань! Наш дом — ваш дом. Вливайтесь в нашу семью, чувствуйте себя как дома!» Как бы я хотел произнести эти слова… — Директор скорбно покачал головой. — Но, увы — никогда их не произнесу. Потому что и вам — тем, кто только что прибыл, и им, находящимся здесь давно, — директор обвёл рукой нас, — не хуже меня известно, что это за школа. И не хуже меня известно, из-за чего вы здесь оказались. То, что с вами случилось — не наказание. Это — воздаяние. Справедливость! Вы не сумели быть достойными членами общества, и общество отреклось от вас. Отныне вы — собственность клана Чжоу. Только клану нужны ваши жалкие жизни! Только клан готов кормить и содержать вас. Без милосердия клана вы — никто. Пыль под ногами общества, его зловонные отбросы. Ваши желания и чаяния остались там, за воротами. Здесь, в школе Цюань, вы будете делать то, что угодно клану. Отныне — и до конца вашей убогой жизни. — Директор замолчал и уставился на новичков — как будто ждал аплодисментов. Не дождавшись, бросил: — Вам понятно то, что я сказал?