Василий Криптонов - Гром гремит дважды [СИ]

Сдержаться я просто не успел. Меня буквально пополам согнуло от хохота, на глазах выступили слёзы.

— Что смешного?! — прошипела Яню, оттаскивая койку, а в дверь заколотили ещё сильнее.

— Так, анекдот вспомнился, из прошлого воплощения… — Я осекся. Анекдот только что казался таким естественным, как память о том, какой рукой чистить зубы, но стоило мысленно к нему потянуться, и он растворился, будто сон. Что-то про лифт, про сигарету… — Нет, не вспомню, — грустно сказал я. — Я ещё немножко не будда.

Схватив осквернённое судно, Яню поспешила к двери. Я тоже постарался привести себя в порядок. Вечер без таблетки, капельница, ужин и Яню, кажется, поставили меня на путь возвращения к ощущению себя человеком. Мои движения вновь стали быстрыми и плавными, в голове прояснилось. Не совсем, конечно, ещё бы выспаться, но по крайней мере с тоской вспоминать о возможности завязать ифу на решётке в консерватории я перестал.

Яню отперла дверь, выскочила из палаты. Я услышал её быстрый топот по коридору. Вот щёлкнула наружная дверь, Яню с кем-то заговорила. Слов я не мог разобрать. Кто там, интересно? Опять директор гуляет, волнуясь за перерасход электроэнергии? Или доктор Янлин, с внезапной проверкой?

Однако непохоже было, чтобы пришедший имел право вломиться сюда, как к себе домой. Я подумал, что у Янлина наверняка есть собственный ключ, как, собственно, и у директора. Тогда кто же? Может, Ниу решила навестить?..

Вновь послышались шаги, и Яню вошла в палату. Выглядела она спокойнее, но всё же удивлённой.

— Лей, ты можешь выйти?

— Выйти? — уточнил я.

Совсем хорошо. Я ведь больной, предполагается, что под капельницей.

— Да. С тобой хотят поговорить.

«Хотят поговорить». На эвфемизм не похоже, хотя «поговорить» ночью — вполне в духе борцов. Ладно, схожу посмотрю. Вряд ли там будет что-то пострашнее уже пережитого, а даже если так — глупо надеяться от этого спрятаться.

Яню принесла моё ифу, я быстро оделся и вышел в коридор. Уже с середины заметил силуэт в дверном проёме, а с пяти шагов узнал его.

— Лей, — произнёс силуэт, опирающийся на палку.

— Учитель Вейж, — ответил я.

Мы вышли во двор. Я вдруг с испугом и раздражением понял, что иду без костыля. Гипс с меня сняли ещё днём, он, после всех пережитых событий, начал крошиться. Накладывать новый смысла не было, поэтому ногу мне просто перевязали для вида. При этом не было сказано ни слова ни Яню, ни доктором. Это была наша тайна на троих, которую мы, кажется, хранили даже от самих себя.

Никто не предполагал, что в первую же ночь припрётся Вейж и раскроет меня, как ребёнка, подержавшего градусник под струёй горячей воды, чтобы не идти в школу.

— Рад, что тебе уже лучше, Лей, — сказал учитель, остановившись посреди двора, на песке, и повернулся ко мне лицом.

— Да, я тоже рад, — кивнул я. — И, кстати, спасибо, что вмешались.

Вейж подождал, потом кивнул. Когда поднял голову, я заметил улыбку на его освещённом лунным светом лице.

— Я думал, ты скажешь «но это было совершенно не обязательно», — признался он.

— Если бы не вы, сейчас я бы, скорее всего, был мёртв, — развёл я руками. — Конечно, жить мне вовсе не обязательно, но всё же есть пара дел, которые хотелось бы успеть…

— Как раз об этом я и пришёл поговорить, — вновь кивнул Вейж. — Я наблюдаю за тобой, Лей.

Мне стоило усилий не дёрнуться. Вот чьи слова копировал Бохай, чьи интонации. Можно было самому догадаться. Если Бохай — старший у борцов, то авторитет у него может быть только один — учитель.

— Увидели что-то интересное?

— Иначе не было бы этого разговора.

Я молча кивнул, что можно было истолковать и как «окей, мужик, рад за тебя, это всё?», и как «да, у меня есть козыри в рукавах, и что мы будем с этим делать?».

— Ты не такой, как все, Лей, — сказал Вейж, перебрасывая палку из руки в руку. — Ты настолько разительно отличаешься от любого ученика школы, что это поняли уже все. Каждый человек в этой школе чувствует твоё отличие. Одни за это ненавидят тебя, другие — любят. Ненавидящих, как водится, гораздо больше.

Я не выпускал из виду палку, которая всё быстрее перелетала из руки в руку. Палка в любое мгновение могла превратиться в оружие.

— Чем же я так отличаюсь?

— Ты серьёзно не понимаешь этого, или просто хочешь услышать из моих уст? Что ж, я скажу. Когда другие идут, ты — бежишь. Когда другие останавливаются, ты — идёшь. Когда другие падают — ты стоишь. Когда другие лежат — ты ползёшь. Когда другие умирают, ты — встаёшь.