Василий Криптонов - Гром гремит дважды [СИ]

Вот как-то первые открытия на кухонном поприще меня не очень радовали. Ниу расписывала прям-таки райское житьё-бытьё. А по факту — встаём уже на час раньше остальных. Какие ещё удивительные подробности мне откроются? Впрочем, поостерегусь возмущаться. Я ведь в кухню иду работать не потому, что во мне великий кулинар пропадает. Мне свалить отсюда надо. И чем скорее — тем лучше.

Я валялся на койке, наслаждаясь сказочным временем полнейшего безделья, и думал. Думал о том, как отреагирует Ниу, узнав, что я сбежал. Ну, руки точно на себя не наложит, а остальное — дело времени, поболит и перестанет.

Тут я вспомнил сцену с Яню в лечебнице, улыбнулся. Две девушки буквально играли мной в перетягивание каната. Только одна — именно что играла, а другая — Ниу — вцепилась на полном серьёзе. Смешно. Ни одна даже не подумала, наверное, о том, что я, вообще-то, женат…

Стоп!

Я рывком сел, как подброшенный пружиной.

— Ты чего? — испугался Тао.

Вид у меня, наверное, был дикий. Все мышцы напряглись, глаза и рот широко раскрыты. Если бы на голове были хоть какие-нибудь видимые волосы — они бы встали дыбом.

Я — женат. На ком — не помню. Ни имени, ни лица. Знаю только, что у меня есть жена. Это ощущение было весьма конкретным.

— Твою мать, — прошептал я и прикрыл глаза дрожащей рукой. — Это уже слишком… Да кто же я такой?!

На следующий день с утра пораньше я пришёл вместе с Ниу на кухню. Свою цель видел отчётливо: нужно изучить, как тут выстроены отношения с внешним миром. Проникнуть во все детали, понять, что и как работает — а потом действовать наверняка. Этот парень, Жонг, бежал — значит, побег возможен. Значит, и у меня получится. И кратчайший путь к свободе, кажется, проходит здесь.

В том, что в своих предположениях относительно грузовика, привозящего продукты, не ошибся, я убедился в первые же дни. Помимо продуктов, грузовик перевозил контрабанду.

Алкоголь, «вольную» еду, которую я видел в комнате борцов, сигареты, бытовые мелочи. А из школы Цюань на волю передавали письма и таблетки. Таблетки здесь были самой твёрдой валютой. Деньги остались за бетонным забором — в другой жизни и другом измерении, — а в школе всё измерялось в таблетках.

С их помощью можно было откупиться от работы. Притвориться больным и на несколько дней залечь в лечебницу. Купить лишнюю миску риса в столовой, лишний час прогулки или сна (официально так награждали передовиков производства), алкоголь, девушку — что угодно.

Связными с волей служили водитель и охранник грузовика. Их, разумеется, обыскивали — этим занимались дежурные воспитатели. И, разумеется, ничего не находили. Странно было бы, если бы нашли, я лично наблюдал процедуру обыска.

Совместный перекур, формальное, под шутки и беззлобную ругань, хлопанье по бокам «вольных», формальные взгляды, брошенные в кузов и в кабину грузовика.

— Норма. Разгружайтесь.

В доле здесь были, похоже, все — от директора школы, с которым я уже успел познакомиться, до последнего подмастерья на производстве. И от таблеточного потока, по мере сил и возможностей, отщипывал каждый. Свою норму знаешь, не зарываешься — живи. Главное, другим не мешай.

Прочный, налаженный бизнес, в котором каждый винтик знает своё место. Бизнес, замешанный на боли и крови. То, от чего когда-то, в прошлой жизни, у меня сводило скулы, хотелось выть и рвать глотки. В прошлой жизни. Там у меня, наверное, было немало желаний. А всё, чего хотелось сейчас — выбраться из проклятой школы.

Работали на кухне девчонки. Вместе с Ниу — одиннадцать человек, возрастом от моего до восемнадцати. Никого старше восемнадцати лет в школе вообще не держали, ни парней, ни девчонок. Переводили куда-то во «взрослые» заведения. Куда именно — я не знал, с особенностями местной пенитенциарной системы пока не разобрался.

Девчонки готовили еду, работали на раздаче, мыли посуду и убирались в столовой. Даже продукты из грузовика разгружали сами. Трудились дружно, между собой не цапались, с утра до вечера щебетали и пересмеивались.

А начальствовал над женским батальоном мужчина по имени Куан. Плотный, подвижный, с круглыми лоснящимися щеками и неожиданно острым взглядом глубоко посаженных глаз. Лет ему было около пятидесяти. Наверное. Не исключаю, что тридцать пять или семьдесят. На правой руке Куана не хватало двух последних фаланг — безымянного пальца и мизинца. Не знаю, где работал Куан до того, как его занесло в школу Цюань, но дисциплина во вверенном ему подразделении царила железная.