Михаил Лысенко - Девочка ищет отца

– По началу так всё и было, – сказал он уже серьёзно. – Да только никто на неё не клюнул. Или просекли мою хитрость, не купились, или не поднялась, рука. Помнишь ведь, какая она была. А той весной я в карты проигрался. Здорово проигрался. Да ещё такому человеку, что… В общем нельзя было не отдать. А у меня, как на зло всё бабки в дело было вложены. Вот тогда этот человек и предложил Зинку обменять на долг. Он давно на неё слюни пускал. Ну я и согласился. В конце концов кто она мне была? Так – приблуда.

Борис слушал всё это с окаменевшим лицом. И об одном молил Бога: чтобы Тот дал силы дослушать эту исповедь до конца.

– Тебя я убивать не дал. Приказал, чтобы на пару дней вырубили, чтоб ты под ногами не путался, да лишнего не увидел. А вот Пашку, пришлось кончать. Он должен был отвезти Зинку к новому хозяину. Да только, как узнал, так сразу в крик. Развел тут розовые сопли. Его водярой по самые-самые, до безсознания накачали, а потом сбросили с моста в Уманское озеро.

Старик перевёл дух и скосил глаза на Бориса.

– Зинка тебе ничего такого не рассказывала? Было у меня подозрение, что знала она, куда её везут. Как-то посмотрела она на меня перед тем, как сесть тогда в машину. До сих пор взгляд этот у меня перед глазами стоит…Наверное кто-то из прислуги всё таки подслушал, когда Пашка на меня орал, да ей нашептал… Так не рассказывала?

Борис не ответил. Катал желваки на скулах, но стоял неподвижно. Только время от времени машинально вытирал о штаны потеющие руки.

– Мне нынче врать резона нет. Так что поверь: я не знал, что он её убьёт. Хотя, даже, если б и знал, то уже ничего поделать бы не смог. Я уже на Зинку никаких прав не имел. Но вот, что эта старая сука попытается меня ещё этим и подставить… Он же всё обставил так, чтобы следы ко мне привели. Знал бы ты, сколько бабла я тогда спустил, отмазываясь. И всё равно – по краешку пришлось пройти. За неделю поседел!

– Имя, – выдавил из себя Борис, силясь не заорать, не завыть, не начать рвать этого гада голыми руками. – Как звали того человека?

– Имя? – с усмешкой, похожей на гримасу боли спросил Догов. – А что тебе с него? Полгода спустя взорвали этого козла вместе с семьёй во Владикавказе. Клановые разборки. Двое нас осталось, кто про это дело всю правду знает. Ты да я. Даже Гарик не в курсе.

Борис не спеша обвёл взглядом комнату, подошёл к столику на колёсах, на котором в открытой металлической коробке лежал набор медицинских инструментов. Выбрал скальпель, потрогал осторожно пальцем – острый. Вернулся к старику – тот ещё лепетал что-то про то, что он сожалеет, что всё так случилось, что просит прощения – и со всего размаху воткнул этот скальпель ему в глаз. Потом сел на кушетку рядом с трупом, обхватил голову руками и завыл.

Вечером в камере его навестил Доберман.

– Что ж ты, Борька, натворил? – сказал он, садясь рядом на нары. – Этот старый упырь снова всех перехитрил. Я же нарочно не давал ему помереть, кончину оттягивал. Чтоб сдох как жил – погано. Даже договорился специально – ему обезболивающее только пол-дозы давали. Да и то – через раз. А тут ты со своим скальпелем. Откуда только он в той комнате взялся? Ну это мы выясним…

Борис не отвечал, находясь в полной прострации.

Гарик встал и наотмашь врезал ему ладонью по щеке. Раз, другой… Замахнулся для третьего.

– Хватит, – сказал Борис, перехватывая его руку.

– Скажешь, за что ты его? – спросил Доберман.

– Из-за Зинки, – не стал скрывать Борис.

– Из-за кого? – Гарик аж подскочил. Долго молчал, глядя в одну точку, потом продолжил. – Так я и знал, что эта старая гнида была причастна. То-то он тогда следы заметал. Подставили, говорил. А оно вон как выходит. Откуда узнал?

– Сам сказал. Покаялся перед смертью.

Доберман взъерошил волосы на затылке, потом сказал серьёзно:

– Ты это… Короче, имел право. Я Зину помню. Это кем надо быть, чтобы…

Он посмотрел на часы, что-то прикидывая.

– Нравишься ты мне, – сказал, наконец. – Ты на поступок способен. Перекантуйся тут до утра. А завтра ты выйдешь отсюда и уедешь. И никогда больше не вернёшься. Новые документы и бабло на первое время тебе передадут.

Он встал и протянул ему ладонь для прощания:

– Это всё, что я могу для тебя сделать…

Так что Алеся была права. Ничего было уже не исправить. И это была не его Зинка.