Михаил Лысенко - Гробовщик

К вечеру вышли на окраину Старой Рудни. Устали, как собаки. Выбрали сарай, крытый жестью, развели рядом костер, кое-как поужинали.

– Сегодня нужно дежурных выставить, – сказал Комар, закуривая. – Что-то предчувствие у меня нехорошее.

Жора посмотрел на него вопросительно, и он продолжил:

– Нашумели мы сегодня порядком. Эти аномалии, как колокольчики на донке. Чем чаще их касаешься, тем громче они звонят. А Зона шума не любит. И если вчера она к нам только присматривалась, сегодня может и в гости пожаловать. Жора, ты как? Дежурить сможешь?

– Нормально, – махнул наш старшой рукой. Хотя его вид говорил обратное: был он бледен и взгляд его временами будто стекленел, уперевшись в одну точку. – Самый черный час – мой.

– Самый черный – это первый час после полуночи, – пояснил мне Комар. – Значит, первым дежурю я, потом Жора, а под утро – ты.

Я кивнул, мол, понял.

– Выходим завтра после восьми, – сказал Жора. – Надо выспаться. А-то прошлой ночью флюгер этот всю душу вымотал.

Быстро темнело. Старший тройки вдруг встал, прошел несколько шагов до угла сарая и согнулся в поясе. Его стошнило.

– Плохо дело, – сказал мне Комар в полголоса. – Похоже, поймал наш Жора сотрясение мозгов. Причём немалое. У тебя с рукой как?

Я пожал плечами. Поднял и опустил левую руку. Мол, работает.

– Если что, будь готов, я тебя вместо него разбужу, – сказал Комар негромко и улыбнулся на мой кивок.

– И еще, – сказал Жора, возвращаясь к нам нетвёрдой походкой. – Еды только на утро осталось. Так что завтра – последний день поиска. Решающий. К вечеру ложимся на обратный курс. Нужно, кровь из носу, еще хоть пару артефактов раздобыть. Иначе не Ломоть, так майор Дятлов, нам вырванные годы устроит.

Зашли в сарай, полный сухого, хрусткого, пахнущего прелью и плесенью, сена и забрались на второй ярус по приставной лестнице.

Я так устал, что мгновенно погрузился в зыбкое забытье на грани яви и сна. Гудели натруженные ноги, болела рука. В голове неспешно прокручивались события сегодняшнего дня.

Мелькнул и погас сон, в котором я успел разглядеть, как над спящим Жорой склонилась неясная тень и от ее рта к уху старшого протянулась нить серебристой слюны…

Я проснулся от дикого вопля, который раздался совсем рядом. Загрохотали выстрелы. Я подскочил, вокруг темнота, заметался, проваливаясь в прелое сено, и тут же получил кулаком в ухо. В голове взорвался и опал фейерверк, и я пришёл в себя. Осмотрелся: рядом темная фигура Комара, шепотом матерясь, втаскивала лестницу наверх, а Жорин силуэт у слухового окошка замер, да что-то на улице высматривает. А оттуда снова как заорёт кто-то. Да громко так и жутко. У меня аж в глазах потемнело. И по ушам, как молотком с двух сторон. Больно же как! А старшой наш от окошка отпрянул, за уши схватился и завыл:

– Жжет! Уши жжет!!!

Комар подскочил к нему, отбросил в сторону, включил фонарик и стал шарить в сене.

– Убери его! – это он мне.

Я ухватил Жору за плечи и потащил его вглубь сарая, а от окна:

– Бах! Бах!

Комар нашел-таки оброненный Жорой пистолет и теперь палил по кому-то снаружи. И, похоже, попал, потому, как с улицы раздался новый рев, полный боли и ярости.

– Бум! – здоровенная туша врезалась в стенку сарая с такой силой, что раздался треск, и сарай закачался.

– А-а-а! – извивался у меня в руках Жора.

– Бах! Бах! – снова выстрелил Комар и снова попал. Кто бы там не был, ему это не понравилось. Новый вопль раздался уже в отдалении. А последовавший за ним вой – еще дальше. Тварь быстро удалялась. Тут и Жора затих. Руками уши трёт, стонет, но тихонько так, с подвыванием. Комар пистолет себе в карман положил и к нему подошёл:

– Кто это был? Ты хоть что-то рассмотрел? – спросил, а сам при этом у Жоры по карманам шарил. Нашел две запасные обоймы, переложил себе в нагрудный карман гимнастёрки. Видя, что старшой на его слова не реагирует, Комар тряхнул его за плечо:

– Жора, ты меня слышишь?

А Жора лишь сидел на корточках, покачиваясь, подвывал так тихонько, да пальцами в ушах ковырялся. И смотрел в никуда. Жуткое зрелище.

Комар снова фонарик включил, расстелил чистую тряпицу и стал пистолет чистить.

– Успокаивает, – сказал мне. – А ты давай – ложись спать. Я до утра подежурю. Зелёный ты ещё для часового в такую ночь.

Я не стал спорить, хотя и сомневался, что смогу уснуть. Страшно было очень. Но только успел подумать, что у Комара не нервы, а стальные рельсы, как провалился в липкий тягучий омут.