Дороти Сейерс - Срочно нужен гробовщик [Сборник]

— Да, но если он считал, что ее убили…

— Мой дорогой Чарлз, — возразил молодой мужчина с моноклем в глазу, — мало ли кто что считал. Будешь действовать опрометчиво — хлопот не оберешься. Разумнее соблюдать осторожность. Особенно врачам. По-моему, доктор Паттерсон в деле Причарда предпринял все, что было в его скромных силах: сколько мог, тянул с выдачей свидетельства о смерти миссис Тейлор, наконец послал чрезвычайно тревожное письмо в отдел регистрации смертей и рождений. Не его вина, что регистратор оказался ослом. Начавшееся дознание по поводу смерти миссис Тейлор могло бы всполошить Причарда, и он оставил бы жену в покое. К тому же у доктора Паттерсона не было ни одного сколько-нибудь веского доказательства в пользу его версии. А что, если он ошибся? Вообрази только, какой поднялся бы шум!

— Ну и что, — настаивал на своем молодой мужчина неопределенной наружности. Он нерешительно вытащил из раковины горячую, с пылу с жару улитку Helix Pomatia и, прежде чем отправить в рот, подозрительно оглядел ее со всех сторон. Раз дело идет о человеческой жизни, долг каждого гражданина — во весь голос заявить о своих сомнениях.

— На твоем месте — безусловно, — откликнулся мужчина в монокле. — Кстати, не нравятся моллюски — не ешь, гражданский долг тебя к этому не обязывает. Мне тоже твоя жертвенность не нужна. Зачем тратить силы на противоборство «пращам и стрелам яростной судьбы» [1] У. Шекспир, «Гамлет», действие 3, пер. М. Лозинского. ? Врачу же на твоем месте не позавидуешь: его репутация висит на волоске. Ну скажи, кому придет в голову обратиться к врачу, который ни с того ни с сего может заподозрить тебя в убийстве? Официант, примите тарелку и подайте джентльмену устриц. Ну а возвращаясь к нашему разговору… Как я уже говорил, очень может быть, что твоя прямая обязанность — проверять и перепроверять все по нескольку раз, возбуждать дела по расследованию сомнительных случаев и вообще устраивать людям веселую жизнь. Ну а если ошибешься, невелика беда, только и скажут, что ты — расторопный и добросовестный государственный служащий, хотя, может, и чересчур ревностно относишься к своим обязанностям.

— Извините! — Молодой человек с узким лицом, в одиночестве сидевший за соседним столиком, нетерпеливо обратился к говорящим: — Конечно, неприлично вмешиваться в чужой разговор, но каждое ваше слово — чистая правда, и мой случай тому пример. Врач! Вы даже не представляете, до какой степени врач зависит от дурацких предубеждений и фантазий своих пациентов и их родственников! Они чинят препятствия по всякому пустяку и обижаются при одном лишь намеке на необходимость проведения дополнительных исследований в случае кончины больного. Я уж не говорю о вскрытии. Тогда со всех сторон только и слышишь: «Ах, он бедненький, ах, несчастный, мы не позволим его кромсать!» Пусть даже это необходимо в интересах науки — для постановки диагноза в неясных случаях. Родственники тут же вообразят, что вы заподозрили что-то нехорошее. И конечно, если вы решили ни во что не вмешиваться, а позднее обнаружится, что дело нечисто, на горизонте тут же появится коронер и вас затаскают в полицию. И газеты тоже — живого места на вас не оставят. Так что куда ни кинь — всюду клин.

— В вас явно задеты личные чувства, — проговорил молодой мужчина в монокле. Сочувствие, прозвучавшее в его словах, располагало к дальнейшей откровенности.

— Само собой, — взволнованно отозвался мужчина с узким лицом. — И зачем мне было строить из себя поборника истины и гражданского долга! Давно пора научиться по-светски глядеть сквозь пальцы на кое-какие несуразности. Не пришлось бы сейчас искать работу.

Мужчина в монокле окинул взглядом небольшой зал ресторана «Аи bon bourgeois» в Сохо и слегка улыбнулся.