Андрей Рымин - Вслед за Бурей. Дилогия (СИ)

Дорога отряда закончилась, а значит и жизнь богомерзкого Вечного, то есть Проклятого, по мнению местных, оборвется в ближайшее время. Мудрейший отчаянно перебирал в голове варианты спасения, но отыскать хоть какой-нибудь выход не мог. Побег отметался — нет сил. Сражаться тем более глупо. Просить, умолять, уговаривать, врать, обещать что угодно… Едва ли поможет, но пробовать нужно. Вдруг выйдет урвать день-другой? И чем длиннее отсрочка, тем лучше. Затянутся раны — вернутся и силы. Процесс этот скор. Яр и сейчас был способен подняться и даже пройтись… не спеша. Только этого мало. Недельку бы сроку, и все восстановится. Пока же Мудрейший скрывал перемены в своем состоянии и притворялся совершенно беспомощным, каким он и был всего сутки назад.

Мимо раненого проплыли массивные створки ворот, и несколько мгновений спустя надоевшая тряска закончилась. Чувствительно качнувшись напоследок, носилки замерли. Яр бросил осторожный взгляд назад. Последний из солдат еще въезжал за стены, а к прибывшим со всех сторон уже спешил народ.

— Поймали?!

— Этот, что ли?!

— Почему один?!

— Все целы?! Без потерь?!

Вопросы лились на солдат потоком. Вокруг мгновенно собралась толпа, и все кричали разом. Галдеж стоял, как в ярморочный день на меновой поляне, что у поселка Змей… была когда-то. Мудрейший проглотил застрявший в горле комок и отогнал не вовремя возникшую картинку. О прошлом было некогда грустить, сейчас бы разобраться с настоящим.

Имперцы из пришедшего отряда в десяток голосов вещали о подробностях погони. Их слушали, разбившись на кружки, но самая большая группа любопытных теснилась у носилок с пленником. Спускать на землю Яра не спешили. Все терли языки, и даже капитан, активно молотя руками воздух, о чем-то с жаром излагал двум офицерам, стоя в стороне. Видать, нечасто Проклятых ловили на границе, раз посмотреть на редкий экземпляр явились все, включая постовых.

— Какой-то он тщедушный, — в сомнении приподнял бровь молоденький солдат. — Такого вам и я могу поймать. В ближайшей же деревне и поймаю.

— Ну ты, Люк, скажешь тоже. Тщедушный… — хмыкнули в толпе. — Пойди вон в лужу глянься, великан ты наш. Сам дрыщ дрыщем, а умничаешь. Народ, а может Люк того? Ну, это… тоже Проклятый?

Раздался дружный хохот. Служивый люд издевку оценил. Соседи весело толкали шутника: мол, дал, так дал… разоблачил прохвоста.

— Я жилистый, — и не подумал обижаться парень. — Вы, толстозадые деды, мне просто стройному завидуете.

— А как же — опустилась Люку на плечо рука. — И я, как самый старый толстозадый дед, тебя из зависти отправлю мыть конюшню.

Теперь уже солдаты не смеялись, зато имперец средних лет с налетом седины в курчавых волосах, что подошел так тихо, довольно ухмылялся. По выпуклой пластине на груди и длинному богатому плащу Яр сразу догадался — командир. Сболтнувший лишнего несчастный острослов застыл по стойке «смирно», не моргая, но долго ждать парнишке не пришлось.

— Чего стоим, солдат? Запамятовал, где у нас конюшня?

— Никак нет, господин майор! — выпалил провинившийся и опрометью бросился выполнять приказ.

Другие зеваки тоже не стали задерживаться. Все, чье присутствие здесь не требовалось, тотчас разошлись, а оставшиеся егеря немедля занялись делом. Солдаты спешно расседлывали коней, их капитан в подробностях докладывал майору о случившемся, а Яра, отцепив носилки, куда-то понесли.

За узкой дверью, куда втащили Вечного, по центру комнаты располагался накрытый простыней стол. Вблизи него стоял наполненный водой бочонок. С ним рядом широченная скамья вместила стопку выстиранных тряпок и черпак. Чуть в стороне высокая жаровня чернела россыпью остывших угольков. Вдоль стен теснилось несколько шкафов забитых лекарским добром: флаконы, банки, пузырьки, коробки, различный медицинский инструмент, бинты и всякий прочий непонятный хлам. Не удивительно, что здесь стояла вонь — с порога в нос ударил резкий запах, и это при распахнутом окне.

Вопреки ожиданиям, сначала Яра в носилках опустили на пол, где полностью раздели, и уж только потом голого водрузили на стол. Беглый осмотр раненого сподвигнул лекаря поцокать языком и вынести вердикт:

— Здесь нечего лечить. Еда, питье и сон. Дня два — и он очухается. Оденьте в чистое и можете тащить его в застенок.

В шесть рук Мудрейшего, как малого ребенка, засунули в тряпичные штаны. Затем, немного приподняв, накинули такую же рубаху. Опять носилки, снова двор и тряска. За прочной с виду дверью коридор, за ним еще один с охранником в конце. Засовы с лязгом убежали в сторону, и пленника втащили в темное, лишенное окон помещение. Стол, лавка две свечи, четыре черных зарешеченных провала в никуда и стражник, подскочивший в любопытстве.