Алексей Калинин - Пароль

Михаил Анатольевич улыбнулся, когда подумал, как через пару лет он уйдет с должности куратора и купит себе на «сэкономленные» деньги островок в Тихом океане и встретит старость в окружении симпатичных мулаток и обожающих его слуг. Да-да, так и будет.

Конечно, Марина может открыть рот, но кто ей поверит?

Щека Михаила Анатольевича досадливо дернулась. Всё-таки надо исключить и этот элемент. Цену за поимку последней эльфийки не стоит снимать с объявления в Даркнете. Пусть заказ висит до полного его исполнения.

Опять этот Павел Сергеевич… Вот не приди он вовремя, не вызови наряд полиции…

— Простите, вы попрощались? — в приоткрытую дверь пролезла черноволосая голова служителя.

— Да-да, всего пару секунд, — спохватился Михаил Анатольевич.

Профессор приоткрыл крышку гроба Волка и тихо шепнул:

— Прощайте, Сергей. Вы были хорошим серафимом.

Взгляд скользнул по заострившемуся лицу. Дырку во лбу скрыли при помощи грима, теперь казалось, что молодой человек просто прилег отдохнуть. Вот сейчас он проснется, потянется и отправится вершить новые дела «во благо развития человечества».

Нет. Не проснется.

Михаил Анатольевич закрыл крышку и подошел к гробу Экзекутора. Тут гримеры постарались больше, но всё равно не смогли придать лицу того сурового выражения, которое было у Кирилла при жизни. Пуля прошла навылет и поразила Сергея точно в лоб.

Что может быть хуже дырки в затылке? Только дырка во лбу.

Интересно, а если повернуть голову Экзекутора, то пальцы провалятся в провал?

Михаил Анатольевич одернул себя. Он выдохнул и произнес:

— И вы прощайте, Кирилл. Так было нужно. Вы были хорошим серафимом.

После этого Михаил Анатольевич закрыл крышку гроба и выпрямился. Он жестом подозвал к себе служителя крематория и, засунув тому в карман пятитысячную купюру, произнес:

— У меня к вам большая просьба – отправьте первым Сергея. Он был бы этому очень рад.

Служитель кивнул и дождался, пока Михаил Анатольевич выйдет за пределы зала крематория. Куратор остался стоять в проходе и наблюдал, как служитель подвез указанный гроб к платформе, как спустил на ролики. Потом отправился к пульту управления и нажал на кнопку.

Открылись створки печи.

Служитель нажал другую кнопку.

Ролики пришли в движение и потащили гроб к пылающему жерлу.

Створки закрылись. Михаил Анатольевич выдохнул.

— Скажите, а сколько по времени придется ждать?

— Полчаса на один гроб, полчаса на другой, — бесстрастно ответил служитель.

— Я уже пожилой человек, мне сложно так долго стоять… Можно ли мне подождать в машине? — спросил Михаил Анатольевич.

— Да, конечно. Вам вынести обе урны?

— Да-да, я заберу обе. Вот вам за хлопоты.

Ещё одна пятитысячная купюра заняла место в кармане пиджака служителя крематория.

— Благодарю вас. Я вынесу, как всё закончится.

Михаил Анатольевич кивнул и вышел. «Мерседес» ждал там же, где он его оставил. Черная машина коротко мявкнула в ответ на разблокировку. Михаил Анатольевич сел в машину, включил музыку и откинул голову, закрыв глаза. Классическая музыка повлекла его по волнам спокойствия и умиротворения.

Всё складывалось хорошо…

Служитель крематория дождался, пока профессор сядет в машину и только тогда потянул тележку со вторым гробом к запасному выходу. Там, за неприметной дверью, его ждали мордатый мужчина и симпатичная девушка с короткой стрижкой.

Павел Сергеевич и Марина.

— Всё прошло как надо? — глухо пробурчал Павел Сергеевич.

— Да, он даже заплатил сверху, чтобы я сжег сначала тот гроб, — улыбнулся служитель. — Всё нормально.

— А если бы он попросил наоборот? — спросила Марина.

— Тогда тележка застопорилась и пришлось бы тратить время на её ремонт. Он бы не стал ждать. Мало кто выдерживает в зале, где сжигают людей. Это пошло со времен Великой Отечественной, — пожал плечами служитель. — Люди не любят свастику и место кремации. Ну что, вы будете забирать?

— Будем, — кивнул Павел Сергеевич.

Марина протянула пухлый конверт. Служитель взвесил его на руке и кивнул. Ему было абсолютно наплевать на тех, кто лежал в гробах. Его волновало только то, что в конверте лежала двухгодовая зарплата. А уж что эти люди будут делать с трупом – не его ума дело. Он привык видеть мертвых людей, но вовсе не торопился присоединиться к их числу, поэтому старался меньше спрашивать. Как в лихих девяностых, так и в относительно спокойных двухтысячных. Меньше знаешь – крепче спишь.