Дэн Абнетт - Прямое серебро

Каффран перешёл на шаг. Ларкин и так никогда не был самым уравновешенным из танитцев, а после смерти Брагга стал ещё более замкнутым и отстранённым.

Все любили Ещё-Разок-Брагга. Да и как его не любить. Открытый и добродушный, почти мягкий, он с большим успехом использовал свои выдающиеся габариты и силу как специалист по тяжёлому вооружению… несмотря на свою ужасную меткость, из-за которой он и получил прозвище. Брагг попал под вражеский обстрел на Уранберге, и с тех пор все скучали по нему. Он казался одним из постоянных атрибутов полка, незыблемым, как скала. Его смерть лишила их всех чего-то. Возможно, уверенности. Даже самые отпетые Призраки перестали верить, что будут жить вечно.

Брагг был ближайшим другом Ларкина. Они дополняли друг друга: жилистый снайпер и гигантский стрелок, как Кларко и Клоп из имперских театральных постановок. Ларкин воспринял смерть здоровяка тяжелее всего. Скорее всего, думал Каффран, потому что Ларкина там не было. Снайпер участвовал в миссии по проникновению и был отправлен впереди основных сил, и к тому времени, когда его подобрали, вернув в ряды Призраков, Брагг был уже мёртв.

— Ларкс? — начал Каффран.

Лезвие возникло из ниоткуда в мгновение ока. Танитский боевой нож Ларкина, "прямое серебро" длиной тридцать сантиметров. Он появился так же быстро, словно в одном из казарменных трюков Варла. Каффран увидел лезвие, а в глазах у Ларкина – страх.

— Фес! — сказал он, отступая и подняв руки. — Осторожно!

Ларкин не сразу узнал Каффрана. Он моргнул, сглотнул, затем помотал головой и убрал нож рукой, в которой Каффран заметил дрожь.

— Извини, Кафф, — сказал Ларкин, — ты застал меня врасплох.

— Да, пожалуй, — согласился Каффран, подняв брови. — Ты в порядке? — Ларкин отвернулся и снова стал смотреть в никуда. — Ларкс?

— Я в порядке. Просто задумался.

— О чём?

— Ни о чём. Ты… один здесь?

Каффран огляделся. — Да. Харк послал меня собрать всех. Мы выдвигаемся.

Ларкин кивнул. Теперь он казался немного более собранным. С Безумным Хлейном Ларкином часто бывает трудно с уверенностью сказать, как оно на самом деле. Он взял свой рюкзак и повесил снайперскую винтовку на плечо.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросил Каффран.

— Просто я на взводе. Всегда нервничаю перед маршем. У меня плохое предчувствие по поводу…

— Император защищает, — отозвался Каффран.

Ларкин пробормотал что-то, что Каффран не уловил, достал маленькую серебряную аквилу, которую носил на шее, и прикоснулся к ней губами.

— Иногда, — сказал он, — я не уверен, что Император хотя бы смотрит.

У ворот парка стала очевидна причина медленного отхода колонны. Айэксегерианцы вышли приветствовать освободителей. Они столпились у ворот, заполнив близлежащие улицы и заблокировав путь массой ликующих тел, не обращая внимания на усилия местных арбитров навести порядок. Позади грузовиков толпа представляла собой море развевающихся синих и золотых флагов с примесью имперских вымпелов. По меньшей мере, три духовых оркестра старались перекричать друг друга. Женщины прижимали младенцев к бокам ползущего транспорта, призывая гвардейцев коснуться их чад на удачу. Местные иерархи в полных регалиях вышли благословить иноземцев, а мэр прибыл с делегацией подчинённых. Верёвки с сине-золотыми флажки обвивали рокритовые столбы, стрекоча на ветру. Помощники мэра окружили первого же танитского офицера, который едва вышел из парка, и утащили его, чтобы представить мэру, который пообещал ему полную свободу действий в городе, повесил ему на шею гирлянды и горячо пожимал ему руку, полагая, что военный перед ним был главнокомандующий. Но он не был. Он был сержантом Варлом из девятого взвода, который просто первым вывел своих людей на дорогу. Варлу очень льстило внимание, пока его не попросили обратиться к толпе.

Чтобы доставить танитцев от зоны высадки до железнодорожной станции, потребовалось более трёх часов. Огромный конвой, наконец, оставил толпы позади и двинулся через промышленный пригород Брюнсгатте, где длинные прямые улицы с вереницами одинаковых жилых домов из красного кирпича чередовались с палатами гильдий, домами социального обеспечения рабочих и ветхими серыми мануфакториями. По пути начался дождь, который сначала накрапывал, а затем стал всё сильнее и сильнее, пока сплошная стена ливня не скрыла отступающие башни города и не размыла вид на огромный дворец, возвышавшийся над всем.