Калинин Алексей: Земля не своя - 2. Часть 3 «Рейд» [СИ]

После похорон младшие начинают просить меня и Нину учить их фехтованию и вообще боевым искусствам, чтобы тоже сражаться при случае с возможными местными чудовищами. Ну, что делать. Старшей я тоже кое-что могу показать, чего она не знает, из других японских школ, чего не учат в Катори. Например, как создавать мощный ударный рычаг, удерживая меч одной рукой. Для этого ручка упирается в туловище, или же на неё воздействуют бедром, опуская или поднимая.

Иай-катана у нас одна, и Нина не желает передавать её в неумелые руки, и тренировочных деревянных боккенов, естественно, тоже нет. Значит, будут пока учиться фехтовать ручками от швабр. Из них получается уэсибовское, айкидошное дзё почти канонической длины.

Фехтование этими палками-дзё штука, конечно, интересная, как система, но в слабых детских или женских руках дзё не кажется опасным оружием. Нормальный мужик может взять в руки лом или обрезок металлической трубы и, используя обильный набор техник, поломать кости врагу, а вот у кого слабые руки тот, кажется, что нет. Но всё меняется в понимании, если знаешь, что к этой безобидной, на первый взгляд, «ручке от швабры», можно привязать первое же попавшееся под руку «перо», любую подходящую железку, просто вбить гвоздь. Фехтование внезапно становится смертельным. Получается оружие намного более опасное, чем нож в руке. Правда, следует помнить, что юридически это будет считаться специально изготовленным оружием.

Вот и пусть пока так, безопасно потренируются. И насчёт карате ещё пристали, подавай им только карате, больше ни о чём и слышать не хотят. Ну, пускай. По тому же принципу, что и с дзё, кстати, получается. Слабые руки не могут нанести полноценную травму ударом, так, чтобы сразу победа, «иккен кесацу», одним ударом наповал. Но опять, как и в случае с дзё, на выручку приходит зажатый в кулак гвоздь. Хорошо поставленными ударами, даже при слабых руках, этот гвоздь легко вбивается в сердце, в горло и тому-подобное. Секция детей-убийц, блин.

А, вспомнил! У меня же текстолитовый боккен есть, подарили когда-то. Пожалел оставить его в прошлой жизни, сунул в будку, там и лежит где-то, искать сейчас долго, ну значит потом. Прочная штука, кстати, таким боккеном для тренировки силы сучья рубят.

Притомились, сели пить чай во дворике. Идиллия. Вот ещё бы самовар для полного колорита. Надо будет просить Пронина, пожалуй, чтобы сделал, он-то сможет. Запас высококлассного чая только, увы, не безграничен. Надо будет опять постараться купить, как в Береговой придёт чайный клипер. Впрочем, можно и ещё много всяких штук, трав и специй, заваривать. Самовары, или их предшественники, кстати, на Руси распространились раньше, чем чай. Использовалось военными. Калорийное устройство, требующее мало топлива, в сравнении с костром, что особенно важно в безлесной местности, также не выдавало дозор ночью отблесками огня. В прохладном климате важно пить много воды, ибо обмен веществ ускорен, и согреваться тёплым питьём, для чего и заваривались всякие «взвары» из трав, мёда и т. п.

Вдруг замечаю, как что-то блеснуло на соседском участке. Как будто блик от какой-нибудь оптики. Вот чёрт! Да здесь у всех есть приборы наблюдения, как того требует инспектор береговой обороны! Это значит, что сейчас кто-то может посмотреть на наше чаепитие. И что тогда тот потенциальный наблюдатель увидит? А увидит он сидящую вместе со всеми, среди детей, куклу Памелу с большой голой грудью, заляпанной вареньем, коим дети её пытаются кормить.

— Так, дети! Сейчас немного переставим наши домики, чтобы соседи не очень на нас глазели. А потом пойдём купаться!

Вскакиваю в «шишигу», подцепив один из наших модулей. Начинаю осторожно сдвигать «домик», уменьшая этим обзор с соседнего участка. Жестами отгоняю детей подальше, чтоб ненароком не зацепить. Кукла валится со стула на траву. Редкостная удача! Совсем рядом! Будто бы нечаянно придавливаю супостатку. Раздаётся громкий «чпок», а потом громкий визг и плач. От неожиданности меня за рулём аж подбросило. Первая мысль была, будто Памела в агонии визжит и плачет. Настолько она уже восприниматься стала, как живой член семьи. Но плакала, конечно, не она, а девочки.

Как бы у них психотравмы не случилось. Вылезаю, начинаю успокаивать. Внутренне ликуя при этом. Наконец-то удалось избавиться от этого позорища. Теперь можно не бояться, что соседи увидят и невесть что нехорошее подумают. Вот сейчас устроим ей торжественные похороны возле могилки зарубленного стервятника, пусть там будет мемориал, и заживём счастливо. А дети ноют на все лады: