Михаил Ланцов - Новик

Это стихотворение и было главным подношением. Ведь и Андрей, и Марфа помнили о том, как в XVIII–XIX веках правители любили получать стихотворения хвалебные, прославляющие те или иные их достижения. Особенно военные и политические. Эффекта, впрочем, на Ивана Васильевича все их усилия не произвело никакого. Он прослушал молча, не выражая никак своего отношения. И вообще держа маску бесстрастия на своем лице.

Явно дело пошло не так и не туда, подумал Андрей. Однако все же зачитал «Боже царя храни!» в расширенной версии. Само собой, с пояснением, как и в предыдущем случае что к чему и зачем. И опять ничего.

Прочитал.

Замолчал.

Царь тоже молчал, как и присутствующий десятник. Тот, кстати, был, без всякого сомнения, потрясений в положительном ключе, но молчал. Царь же, пристально рассматривал Андрея с очень странным, задумчивым взглядом. Пока, наконец, не произнес:

— Славные вирши. Но разве это дар для царя?

— Прости Государь. — невозмутимо ответил Андрей, скрутив свиток. — Ты прав. Это просто слова.

— Тогда в чем твое подношение?

— Я слышал, что боярам не нравится твой выбор супруги. Говорят, что ее здоровью угрожают злые козни. — От этих слов Иоанн напрягся, а взгляд его стал ледяным. — Я не ведаю кто, когда и как будет пытаться ей навредить. Ей, а значит и тебе, и всем нам, твоим верным слугам. — добавил Андрей. — Честных людей обычно травят ртутью да мышьяком. И не разом, а по чуть-чуть, дабы не распознать на пробе. Чтобы этому злодейству противостоять нужно каждый день пить молоко и есть сырые яйца. Это средство не поможет, если решать дать много яда. Но если кормят маленько, чтобы отрава накапливалась, то…

— Не боишься давать мне такие советы? — очень жестко и холодно спросил царь.

— Если нужна проверка, то я готов лично вкушать яд в течения месяца или более, защищаясь предложенным способом, — произнес Андрей. И замер с самым невозмутимым видом. Серьезным. Максимально спокойным.

— Откуда о том ведаешь? — после очень долгой паузы спросил Иоанн.

— Отец о том сказывал.

— А он отколь ведал?

— Мне то неизвестно.

— Читать-писать тоже он тебя учил?

— Истинно так, — ответил Андрей, имея в виду не этого, а того отца — из прошлой жизни. — Он сказывал, что ученье — свет, а не ученье — тьма.

— Добрые слова, — кивнул царь и кивнул на столик, мол, клади свиток. Андрею не требовалось второй раз намекать. — Я слышал, — продолжил Иоанн, — что ты удумал новую масляную лампу, которая светит ярче прочего.

— Удумал.

— И печь, что не дымит?

— Что отводит дым сразу на улицу, оставляя в избе лишь тепло.

— А масло светильное? Ты ведь полбочки купцу продал. Откуда взял?

— То дух дерева. Мы его, когда уголь жгли для кузнеца, заприметили. Он как деготь получается. Ничего хитрого в том нет, просто обычно его не примечают и спускают в отходы.

— Ясно. — едва заметно хмыкнул Государь. — А краску откуда брал?

— То наследство отца.

— Поэтому ты обещал купцу тульскому еще краску? — усмехнувшись поинтересовался царь.

— Люди, с которым отец вел дела вышли на меня и предложили не с ним, так со мной дела вести. Но я не уверен в них, а они во мне. Поэтому не ясно, сладиться что или нет. Так что ничего точного я не обещал.

— Кто такие?

— Не знаю. Я с ними ранее был не знаком. Может врут. Может нет. Если попробовать, то, возможно, добывать краску.

— Врешь же.

— Вру, — честно и абсолютно невозмутимо ответил Андрей. — Зато от чистого сердца.

— Как? — расплылся в улыбке Иоанн. — От чистого сердца? Ха! Ладно. А лошадей чего подарил поместным дворянам? Почему не в долг дал?

— Какой смысл давать в долг то, что не смогут вернуть?

— Это ты на саблю взял. Это твое. Зачем им отдавать?

— Государь, мне там службу служить тебе. Промеж них. И от того, как мои боевые товарищи станут ко мне относиться, да готовы ли окажутся к службе зависит — смогу ли служить.

— Поясни, — нахмурился царь.

— Если давать в долг, то сие дело не воинское, а купеческое. Ведь купец с должником в бой не идет плечом к плечу. А значит и не нуждается в том, чтобы заемщик был ему товарищем.

— Значит мнишь, что старшины делают неразумные дела? — усмехнулся царь.

— Государь, то не моего разумения вещи. Я, быть может, еще очень юн и не понимаю многого. Посему и мыслю так, по-простому.

— Мыслишь то может и по-простому, а крепостицу поставил. Зачем сие? Да ты не робей. Сказывай что мнишь.

— Для воеводы, Государь, очень пользительно, чтобы все оставалось так, как есть. Ибо поместные дворяне при появлении татар хватают свои семьи да бегом в Тулу бегут. Отчего войско вокруг воеводы само собой появляется без каких-либо усилий. Дурное. Но для осадного сидения достаточное. Но с воеводы что спрашивать? Он в Туле гость. Тут год посидит, там год потопчется. Ему дела Тула без интереса. Поместные же дворяне каждое такое нашествие вынуждены терпеть убытки и нищать, ведь татары разоряют их поместья, портят посевы, жгут дома, режут и угоняют в рабство крестьян. Старшины же…