Андрей Мансуров - Адонис

– Вдвигайте! Так, чтоб с нашей стороны осталось хотя бы полметра запаса!

Это оказалось нетрудно, поскольку границу заранее обозначили чертой на песке.

Сетка загудела, словно рассерженная стая ос. Ну, или перегруженный трансформатор. Парк буркнул:

– Рикер! Ты – первый! Как самый лёгкий!

Рикер возражать не стал, а разбежался, даже не выругавшись, что опять-таки удивило Эванса. И ласточкой нырнул в трубу, вытянув вперёд руки!

Сетка на мгновение, пока её внутреннее пространство пересекало тело человека, приобрела малиново-рубиновый цвет, но как только Рикер оказался на другой её стороне, снова остыла до серого цвета. Парк потрогал её рукой. Руку, впрочем, быстро отдёрнул:

– Проклятье! Градусов двести! Эванс! Тебе придётся идти последним. И постараться разогнаться очень сильно!

Эванс кивнул: он и без дополнительных пояснений всё понял.

Когда сквозь рулон пролетал Парк, сетка светилась уже ярко-оранжевым.

Но тоже – выдержала.

Эванс присел на песок. Ноги ощутимо дрожали. И дыхание с хрипом вырывалось из груди. Парк и Рикер молча смотрели на него с той стороны барьера. Но ничего не говорили: прекрасно понимали его состояние.

Эванс, чувствуя себя загнанной в угол крысой, поплёлся прочь – на разбег.

Однако когда остановился в точке, метров на двадцать дальше, чем та, откуда стартовал Рикер, смог взять себя в руки. Развернулся. Крикнул, для поднятия тонуса: «Ий-яах!» Кинулся вперёд. Так он не бегал ещё с той далёкой поры, когда они с пацанами в гетто кидали дымовые бомбочки в лачуги китаёз… Унося ноги от копов. И китаёз.

Влетел в отверстие цилиндра он явно на куда более высокой скорости, чем Парк и Рикер.

Однако не спасло это.

Сетка вокруг него вдруг вспыхнула ослепительным ало-оранжевым светом, и сжалась: так, что стянула всё его тело словно огненным одеялом!

Боль оказалась такая, что Эванс вспомнил и святую Инквизицию, и гестапо… А ещё подумал, что нужно было завязать больше проволок – чтоб уж не перегорели в самый неподходящий момент…

Но все эти мысли и переживания очень быстро выдавила из сознания чудовищная боль, заставлявшая буквально исходиться криком, и корчиться в отчаянии и бессильной ярости!..

Очнулся от ощущения чего-то мокрого и холодного.

Ох, твою же мать!..

Это на него просто вылили очередное ведро, и вокруг него в дежурной ночной полутьме подвального уровня маячат обеспокоенные и напряжённые лица – Рикер и Парк!

Ф-фу…

Как он, оказывается, к ним привязался!..

Эванса пробило на слезу.

Парк поднял его с постели, уговаривая, как малого ребёнка: «Ну-ну-ну! Всё уже позади! Эти гады больше одного кошмара за ночь не включают!», Рикер стянул с него мокрую майку, взамен одев заботливо приготовленную сухую.

Эванс почувствовал, что немного очухался:

– С-спасибо!

– Да не за что. Всегда рады помочь.

– Сможешь рассказать, что там было на этот раз?

Эванс снова сел на кровать, на ту её часть, что осталась сухой. Рикер и Парк остались стоять. Эванс нервно дёрнул плечом:

– Нет, вы лучше тоже сядьте. Такое лучше слушать сидя. Потому что сегодня никаких тварей не было. Зато было…

То, как мы проходим через барьер для всего живого!

После напряжённого молчания Парк высказался первым:

– Смоделировали, значит, эти гады наше решение. Может, не надо было нам обсуждать его вслух?

– Ну а как бы мы тогда обсудили детали?

– Да уж, вот именно, что – никак. Это только наши любезные и радушные в кавычках хозяева могут, похоже, легко общаться телепатически. Да и в наших мозгах читают, думаю, без особых проблем!

– Так – что? Мы сетку к барьеру не потащим?

– Почему это? Потащим, Рикер, потащим. Только… Усилим её ещё и другой: ну, помнишь – той, тонкой, которая предназначена для мелких внутренних работ.

Тогда, может, и выдержит!

С рюкзаками поступили так, как приснилось Эвансу: прислонили к барьеру боками, крюк из проволоки положили рядом.

Цилиндр сетки с идиотски выглядящей и торчащей неопрятными клоками более тонкой, намотанной не слишком аккуратно сверху основной, приготовили. Проволочных соединений, предохраняющих метровый рулон от самопроизвольного сворачивания Эванс и Парк понаделали более чем достаточно.

Эванс подумал, что остаётся только молиться.

Пока вдвигали цилиндр, поразились.

На другом его конце стал возникать как бы серый, а затем – и чёрный круг. И вот перед ними – словно тоннель в абсолютную черноту! Смотрелось это не то, что страшно – а дико! Ярчайший голубой день, со слепящими мириадами отражений от песчинок поверхности, и вдруг – нате вам! Абсолютная чернота там, в глубине трубы из даже непрозрачного материала!..