Виктор Мишин: Солдат

Идти надоело до жути. По пути попадаются еще не опустевшие деревеньки, но жратвы нигде нет, люди сами последнюю брюкву доедают. Бредем как бараны, куда, сколько еще и зачем, неизвестно. Конечно, цель-то одна, немец к Волге идет, тормозить пора, но нас тут всего взвод. Да, а сколько сейчас таких взводов так же, как и мы, пробираются на соединение? Многие побросали свою амуницию, кто-то даже винтовки выбросил, я не влезал до поры, но когда началась первая истерика, пришлось зубы показать. Особо выделываться не стали, винтовка у меня у одного заряжена, как бы ни тяжело было, но я ее упорно тащу, чую, хлебнут лиха те, кто бросил оружие.

Подобранная мной после бомбежки винтовка оказалась вполне исправной. Ложе чуть покоцано было, но я ножом затер, даже гладкое стало. Хрен ее знает, как она пристреляна, но по назначению ей пользовались давно. Нагар и налет ржавчины счищал долго, но теперь ствол изнутри аж блестит. Патронов всего десяток был, но мне, наверное, стрелять не скоро придется. К своим выйдем, наверняка ствол отнимут в пользу тех, кто будет убывать на передовую, а пока нас к кому-нибудь будут присоединять, оружие будет не нужно.

Через два дня, усталые как шахтеры после недельного забоя, наша пестрая компания выползла к реке. Дону радовались недолго, появившийся очень оперативно какой-то павлин в расшитой узорами гимнастерке и синих галифе быстро дал понять, что мы не солдаты, а по меньшей мере трусы поголовно, ладно хоть сразу во враги народа не списали. Мне, как одному из немногих, что сохранил винтовку, попало на удивление даже больше других. Те, кто потерял оружие, поголовно утверждали, что оружие пришло в негодность во время боя, и им верили! А мне и еще шестерым бойцам «не повезло». Оружие исправно, у меня еще и вычищено, заряжено и есть патроны, кто мы, как не трусы? Конечно, никто никого не сдавал. Мужики, что без оружия, смотрели в землю и молчали, ну и мы не стали докладывать, что оружие было просто выброшено. Зачем, кому мы сделаем легче? И так солдат нет, а еще и сами себе гадить будем? Политрук, а это был типичный представитель этого сословия, ну какими их рисовали в моем времени, орал в принципе недолго. Не дав людям даже помыться и постирать превратившуюся от пота и пыли в состояние древесной коры форму, быстренько построил и отправил к переправе. Оружие мы не сдали, хоть политрук и пыхтел, все семеро, словно сговорившись, решительно отказались от сдачи. Так как группы поддержки у политработника не было, то сильно настаивать тот не смог. Мы объявили ему, что переправимся на тот берег, найдем старших командиров и сдадим, если прикажут, а так как, по сути, предъявить нам было нечего, тот, еще поорав, ушел, но хоть сказал, какой сейчас день. Третье июля, ни хрена себе мы погуляли по родным просторам… Дружно выдохнули и решили все же не стираться, вдруг там такие же упыри попадутся, пусть лучше наш внешний вид наглядно покажет, через что мы прошли. Оказалось все с точностью до наоборот. Первый же старший командир с четырьмя шпалами на петлицах, к которому мы подошли доложиться о прибытии, отчитал нас за внешний вид.

– Что это за оборванцы? – обратился он к ординарцу, с которым они вместе подъехали на машине к переправе. Ординарец обвел нас взглядом и спросил у того, кто стоял к нему ближе:

– Кто такие, почему в таком виде? – Лейтеха в ординарцах ходит, а на передке командовать некому, пролетело у меня в голове.

– Сто шестьдесят девятая стрелковая дивизия, точнее то, что уцелело. Может, где-то еще кто пробрался, отходили разными группами. По пути вели бои, кто-то оставался, кто-то прорывался. Мы еще в мае в районе Славянска из кольца вышли, командиры так говорили, два месяца почти пробираемся, – ответил один боец.

– А что, трудно было в порядок себя привести? – это опять этот, у которого железная дорога на петлицах.

– Мы не ели ничего уже три дня, товарищ командир, сил нет совсем. Людям дух перевести некогда было. Если разрешите к реке дойти и привести себя в порядок, сейчас же выполним, – это я вылепил. Не удержался, накипело, а полкан вдруг изменил выражение лица и сменил гнев на милость.

– Сейчас направляетесь вон к тем домикам, что виднеются в километре отсюда. Там стоят кухни, я распоряжусь сейчас, вас покормят. Как отдохнете – приведете себя в порядок. Через три часа быть всем у третьего дома справа. Я пока доложу о вас, надо решить, что с вами делать. Только утром две группы такие же отправили.

– Разрешите вопрос, товарищ командир? – неуверенно спросил я. Полкан удивленно поднял брови, но спокойно кивнул.