Стюарт Мур - Танос. Смертный приговор

– Таков естественный порядок вещей, – Танос пожал плечами и залпом осушил стакан.

Когда он поднял голову, то увидел, что Пото пристально смотрит на него.

– Ему самому надо было уподобиться часам, – прошептала она, – сделать свое тело бессознательно работающим механизмом, регулируемым, скажем, пульсом или ритмом дыхания [15] Здесь и далее – цитата из рассказа Дж. Г. Балларда «Хронополис» (англ. Chronopolis , 1960), перевод Д. Жукова. .

– Вы – вы говорите о Вельте? О том, как починить этот мир, этот корабль, эту ржавую ловушку, в которую мы попались?

Старуха лишь моргнула и отвернулась. Она подняла глаза к потолку, прислушиваясь к словам, которые лишь она одна могла слышать из наушника. Несколько минут ее губы шевелились молча.

– Он пытался развить у себя чувство времени… – Пото вновь обернулась к Таносу, – …проводя серию сложных тестов, чтобы свести до минимума ошибки, которые были разочаровывающе большими.

– Значит, ничего не выйдет? – Танос почувствовал себя жалким и никчемным. – Спасти Апага, спасти всех людей не получится?

– Шансов улучшить рефлекс было, по-видимому, маловато.

Танос откинулся на спинку плетеного кресла и поболтал в воздухе пустым стаканом.

– Значит, мне их не спасти, – он подумал о Масике, вспомнил, как ее теплое статное тело прижималось к нему на качелях. – Даже ее не спасти.

«Я пьян в стельку», – подумал он.

Пото схватила его за руку, и он подскочил от неожиданности – старуха никогда прежде не притрагивалась к нему. По крайней мере, с того дня, когда он чуть было ее не избил.

Пото сняла наушник и протянула Таносу.

– Это придаст вам сил, – торопливо сказала она. – Миллионы уже испытали на себе могущество Оракула [16] Цитата из телесериала «Звездный путь» (англ. Star Trek , 1966–1969). .

Старуха покачнулась, ее глаза закатились. Наушник выпал из ослабевших пальцев и стукнулся о пол.

Танос не шелохнулся, лишь вытаращился на лысину на голове старухи. Он почувствовал утрату, впервые за многие годы задумавшись об уходящем времени. Со временем уходили и частички него, так медленно, что он даже не замечал этого.

Он уже давно не вспоминал о Смерти.

Позднее, когда тело унесли, Танос заметил, что наушник так и остался лежать на полу. Нагнувшись, он поднял его и поднес к уху. Потряс пару раз.

Он не услышал ничего, даже помех. Энергия, питавшая наушник, кончилась.

На восьмой год Масика стала угрюмой и мрачной. Она отказывалась гулять с ним, не отвечала взаимностью на его ласки. Даже спать она стала в те часы, когда он бодрствовал. Ее обычные колкости тоже стали заметно обиднее.

«Я ее теряю, – подумал Танос. – Это было неизбежно. Как чудовищу удержать ангела?»

Как-то раз, вернувшись домой, он застал ее в гостиной. Масика предложила ему присесть.

– Я хочу тебе кое-что сказать.

Танос сел, чувствуя, как внутри все перекручивается и сжимается от холода. «Она бросает меня», – подумал он. «Я ухожу», – такие слова он готов был услышать.

– Я беременна.

– Ох, – только и выдохнул он. – Вот это да!

Спотыкаясь, он бросился к Масике, крепко сжал ее руки и натянуто улыбнулся.

– Какое облегчение. То есть, какое счастье!

Она улыбнулась. В ее глазах забрезжила надежда, но Танос знал, что она читает его, как открытую книгу.

Отчасти он и правда был рад. Но куда в большей степени он был напуган.

Шли недели. Танос плотничал, не прекращал тренировки с ножом и работу в поле. Но его воспоминания о прошлых жизнях все сильнее и сильнее грозились вторгнуться в его новую жизнь и сломать ее. У него уже были дети – их было больше, чем он мог признаться Масике, – и каждый раз… каждый его ребенок…

Он стал видеть сны. Яркие, реалистичные кошмары, в которых он сжимал в руках крошечных визжащих созданий. Кругом были слюни, рвота, кал, и кровь. Много крови.

Однажды ему приснилась женщина, покрытая зеленой чешуей. У нее были прелестные желтые глаза и спинной плавник, плавно переходящий в хвост. Она протянула ему крикливого младенца. Танос взял его на руки – свои серые, гранитоподобные руки, могучие руки.

Достаточно было лишь легонько крутануть.

Как-то вечером он поспорил с Паганом, и позднее не мог вспомнить, из-за чего. Они напились и подрались. Когда Танос притащился домой пьяным, Масика схватила его и как следует приложила к стене.

– Если я тебе надоела – так и скажи, – проворчала она.

Танос моргнул, пытаясь прогнать пьяную пелену, и взглянул сначала в налитые кровью беспокойные глаза Масики, а затем на ее заметно округлившийся живот.