Олег Белоус: Космонавт с Ковчега 2

Гэо-тоу невольно почувствовал себя очень неуютно, только сделав над собой усилие, он ответил:

— Я не меньше тебя, божественный, хочу отомстить, но силы неравны. Мы должны уйти в Лабиринт, отыскать подходящее место, чтобы вернуться потом, в блеске и славе. И месть наша будет ужасна!

Сэн-фу развернулся назад, лицо его скривилось, как будто он съел что-то кислое. Присутствующие на заседании комитета тиадары, уловив настроение Главы, вытянулись в струнку и, уперев взор в стол, со всем возможным старанием принялись изображать из себя неподвижные статуи. Один только командир солдат жадно разглядывал начальника канцелярии.

С усмешкой глянув на собеседника, Глава комитета произнес:

— А безволосые и мятежники не будут развиваться? Не встретим ли мы скоро миллионы безволосых и миллиарды потомков бунтовщиков?

Начальник канцелярии побагровел и отрицательно покачал головой:

— Враги слишком разные, безволосые и наемники неизбежно поссоряться, а бунтовщикам не хватит опыта управления планетой. Божественный, желание отомстить за отца прячет от тебя мудрость и застилает свет истины. Ты отклонился от пути Праведности и ведешь народ тиадаров по гибельному пути!

Сэн-фу мгновенье всматривался в собеседника, его лицо внезапно исказилось в злобной гримасе. Вскочив одним прыжком, он молниеносно прыгнул на стол, на ходу вырывая меч из ножен. Несколько настолько стремительных шагов, что фигура Высшего почти расплылась от быстроты движения. Пронзительно и страшно свистнул разрезаемый воздух. Чуть изогнутый клинок на мгновение хищно блеснул в высшей точке траектории и с быстротой молнии опустился. Перерубленное страшной силой ударом от шеи до паха на две неравные части, тело престарелого Высшего с мягким шлепком упало на пол. От мгновенно натекшей лужи алой, в цвет одежды, крови пахнуло железом и специфической вонью внутренностей. Сэн-фу застыл в финальной фазе удара с опущенным вниз клинком.

Члены комитета, на одежду, лица, руки которых упали брызги чужой крови, застыли столбом. Глазами, полными ужаса, они уставились на стоящего перед ними на столе Высшего. Глава клана солдат медленно поднял руку, смахнул с лица чужую кровь, но пальцы его остались красными. Поднеся их ко рту, он демонстративно слизал остатки, по губам его едва заметно промелькнула ухмылка, полная торжества и злорадства. Сидящие за столом тиадары содрогнулись. Последний из сидевших за столом Высших промолчал, только в глубине его глаз промелькнула тщательно замаскированная ненависть.

Лампочка, висевшая на расстоянии вытянутой руки от убийцы, ярко осветила его торжествующее лицо…

— Отправляйся к Чернобогу, сын и внук падали! — Рявкнул Сэн-фу и огляделся налитыми кровью глазами.

— Кто еще хочет усомниться в причинах, побудивших меня вести Вас на битву Чести? Еще желающие оспаривать мои решения найдутся?

Ответом ему послужило общее молчание. Рискнувших противоречить и рисковать жизнью не нашлось. Произошедшее нарушало глубинные устои порядка Высших. По традиции, заведенной на заре их владычества над Тиадаркералом, представители высшей касты подлежали суду равных, и никто не имел права самовольно поднять на них руку и тем более убить. Но слишком многое изменилось с тех пор, как появился этот закон. Раньше никто и предположить не мог, что под владычеством Высших останется всего лишь жалкая кучка тиадаров, прикованных к чужой планете, и члены комитета понимали, что пришло время менять устаревшие обычаи или исчезнуть с лица планеты. К тому же сила оставалась на стороне Сэн-фу. Его безоговорочно поддерживали личные вассалы вместе с кланом солдат.

Не дождавшись ответа, Сэн-фу повернулся в сторону представителя солдат:

— Сегодня же перебить вассалов изменника.

Тот молча встал и, скрывая торжествующую усмешку, низко склонил голову.

Удовлетворенно и милостиво кивнув, Сэн-фу продолжил голосом, еще не остывшим он гнева:

— Я не нуждаюсь в обсуждении моих повелений, я жду советов, как их лучше исполнить и помощи! Если Вы поняли, что я от Вас хочу получить, то продолжим.

Глава комитета легко спрыгнул со стола, махнул мечом, сбрасывая алые брызги на когда-то чистый пол, лезвие блеснуло, отправляясь на законное место. Он еще какое-то время пытался взглядом пробить броню невозмутимости, спешно накинутую на себя многоопытными членами комитета, затем признал бессилие и, тяжело опустившись в кресло, глухо заговорил:

— Хорошо, кто еще хочет рассказать, как лучше свершить праведное дело?