Артем Каменистый: Пять жизней читера

— Годя, а давай забьемся, что, если выглянуть в коридор, дверь по другую сторону окажется открытой и оттуда будет таращиться какой-то тупой чувак, задавая вопросы на тему света и телефона.

— Даже спорить не буду, скажи лучше: откуда это узнал? Я ведь не сплю уже полчаса, лень подниматься было, видел, что ты даже не шевелился.

Проигнорировав вопрос, Рок, терзаемый самыми яркими и одновременно самыми негативными воспоминаниями, с замиранием сердца спросил:

— А у вас тут не бывает, что на спящих какие-то психи наваливаются и грызут заживо, а потом на тебя кто-то тяжелый налетает, в лепешку сдавливает, ломает кости и рвет на куски?

— Рок, ты сейчас под чем? Поделись с другом, не жадничай.

Странно, этот Годя на Серого вообще не похож, а лексикон, интонация, сонно-безразличное выражение лица и тяготение к теме наркотических веществ — все один в один. К тому же смотреть на него неприятно, при всей его внешней безобидности есть что-то необъяснимо пугающее, напоминающее о чем-то крайне нехорошем, но, как ни тужься, вспомнить, в чем тут дело, не получается.

Продолжая игнорировать вопросы, Рок стащил со стула тяжелые джинсы и, начав одеваться, деловито поинтересовался:

— Больница далеко?

— А тебе зачем?

— К врачу надо.

— Не, ну это я понял. Что болит?

— Ничего.

— Зачем тогда идешь?

— Обрезание хочу сделать.

— Да куда уже тебе короче, — ухмыльнулся Годя и серьезным тоном спросил: — Ну а правда, зачем тебе больница?

— Пока у меня ничего не болит, но есть подозрение, что если останусь в этой койке, то болеть начнет вообще все. Сталкивался уже, ну его на хрен.

— Док… то есть Рок, ты меня пугать начинаешь.

— Я тебя спросил насчет больницы. Что, так тяжело ответить? Дурака включил? Может, тебе и правда голову отбить?!

Что-то неприятное, неуловимое, хитро скрытое в собеседнике заводило Рока все больше и больше, вызывая то же агрессивное состояние, при котором он проламывал голову ножкой от стула и доделывал это нехорошее дело голой пяткой.

Годя покачал головой:

— Да не заводись ты так, тебя же хрен поймешь. Если студенческая нужна, так это под вторым корпусом. В смысле — студенческая больница.

— А где второй корпус?

— Рок, да ты скажи, что с тобой? Давай я тебе таблеток дам? Дать? Они хорошие.

— Снотворное? Миша подогнал?

— Ну да, снотворное. Что за Миша?

— Из медицинского.

— Ну да, из меда, только не Миша, а Ленка. Ну ты ее помнишь, вечно красится под цветную ворону и губы, как две сосиски.

— А голой по коридору она не бегала?

— Я бы посмотрел, она такое запросто может учудить, вообще без тормозов. Да и без мозгов. Дрон, так ты что, реально в больницу?

Не обращая больше на него внимания и даже не реагируя на возврат к «неправильному прозвищу», Рок вышел из комнаты и замер, только сейчас осознав, что именно его напрягало в Годе.

Он чем-то неуловимо напоминал того нарика, который его чуть ли не только что едва не загрыз, набросившись на спящего. Разглядеть агрессора в темноте не получилось, но отдельные штрихи, моторика и что-то неуловимое свидетельствовали об их схожести.

Да и Серый хорошо вписывается — не похож на Годю лицом, но фигура один в один.

Рок еще раз потрогал прокушенное место, убедился, что там не осталось ни малейшего намека на рану. Возникло почти непреодолимое желание вернуться в комнату, подойти к койке Годи, нехорошо улыбнуться, поглядывая сверху внизу, затем разломать об него все стулья, а следом и ножки от них. Со всей дури, одну за другой, в щепки, до кровавых брызг, с непередаваемым удовольствием ощущая, как кости ненавистного черепа вминаются в мозг.

Искушение было почти непреодолимым, но Рок устоял, сделал шаг, другой и, ускоряясь, поспешил прочь. Логика кричала во всю глотку, что, раз в этой комнате все настолько поразительно похоже и события развиваются по близкому сценарию, закончиться они могут аналогично.

То есть полным непониманием происходящего, урчанием, навалившейся живой тяжестью и разрываемым телом — его телом.

Повторения такой «радости» не хотелось, хруст сокрушаемых костей до сих пор в ушах отзывается.

Разумеется, Рок пошел не в ту сторону, быстро уткнулся в тупик, пришлось разворачиваться, искать выход на лестницу, по пути игнорируя однотипно тупые вопросы от юношей и девушек возрастом от семнадцати до двадцати с небольшим. Всех интересовали исключительно три вещи: куда подевался свет, почему отсутствует связь и есть ли в кране вода. Складывалось впечатление, что самостоятельно они не способны выяснить даже последнее.