Дмитрий Федотов - Русский фронтир (сборник)

И тут – бац! – эпидемия.

Трудно описать, насколько она нас сплотила. У местных редкий дар проницательности и сопереживания. Они видят, как искренне мы стараемся помочь, остро чувствуют наше горе. Одна беда: поскольку русские тяжело болеют, но все-таки не умирают, теперь все здешние женщины яростно хотят от нас детей. Мужчины как минимум не против. Наши уже в таком состоянии полного опупения, что сами не против – вон, даже меня пробрало. Но это ведь не простая ветрянка, а вирус-мутант неясного происхождения, зловредный до ужаса, с которым еще разбираться и разбираться. Наплодим уродов – потом хоть вешайся.

Так или иначе, от местных мы ничего плохого не ждем, а вот родной звездолет на орбите нас нервирует.

«Кутузов» здесь транзитом, должен был сделать один виток, сбросить контейнер и лететь дальше. А сейчас он пошел на двадцатый оборот, и это никому не нравится – мало ли чего у командира в сейфе лежит. Допустим, приказ на прижигание местности в целях нераспространения эпидемии. Дезинфицировать сразу весь континент со всем контингентом. И годков через сто, когда атмосфера восстановится и травка снова зазеленеет, поставить тут форпост, как было с самого начала задумано. Только без проблем с туземцами ввиду их отсутствия. Десантируем сто тысяч узбеков и миллион сельскохозяйственных роботов – плодитесь и размножайтесь, твари божьи. Есть и такой запасной вариант, я-то знаю.

У них там всегда есть запасной вариант.

У нас тут – нет.

…К машине неслись люди – кажется, проснулся и высыпал на поле целиком отдыхающий состав экспедиции, – и все остановились в нескольких шагах.

Потому что Чернецкий и Гилевич глядели на нашу суматоху, широко улыбаясь. И бортмеханик Попцов скалил зубы. Неизвестно, как там геологи, но живые, это точно.

Правая щека у Чернецкого была ободрана – прислонился к чему-то.

Капитан Петровичев проложил себе путь сквозь толпу взглядом. Чернецкий распахнул дверь и легко выпрыгнул из машины. Он не обязан был вставать перед капитаном навытяжку, но «руки по швам» сделал и набрал в грудь воздуха, приготовившись докладывать.

Петровичев его упредил. Он выставил перед собой ладонь, давая понять, что слушать не намерен.

– КВС Чернецкий, благоволите нынче же подать рапорт о бессрочном отстранении вас от полетов по собственному желанию. Честь имею… Что?!

Он успел козырнуть Чернецкому и повернуться кругом, а вот это «Что?!» – оно уже было адресовано мне.

– Что?.. – растерянно повторил я, чувствуя, как сотня глаз впивается в меня.

– Ну вы же со-вет-ник! – процедил капитан. – И очень хотите дать мне со-вет! Вас прямо распирает! А?!

– Вы уже приняли решение… – сказал я, невольно опуская очи долу.

Петровичев фыркнул и зашагал к башне.

Не любит меня капитан. Очень крепко не любит.

Вбил себе в голову, будто я был дружен с покойным Лешей Сорочкиным.

А я со всеми стараюсь держаться ровно. Обязан по инструкции. Даже когда задушить своими руками хочется. Это я про Сорочкина, да. Только кто мне поверит.

– Все с поля! – рявкнул Петровичев на ходу, не оборачиваясь. – Все лишние – с поля! Не-медленно! О-бес-пе-чить!

– Так, господа-товарищи, вы слышали! – закричал дежурный лейтенант. – Попрошу вас!..

Публика, стараясь особо не спешить, чтобы никто не подумал, будто мы кого-то тут боимся, начала расходиться. Под машину полезли механики. Чернецкий уселся обратно в свое кресло. Гилевич что-то говорил командиру, тот неопределенно пожимал плечами.

Из заднего люка выгружались геологи, имея вид, как обычно, загадочный и слегка пренебрежительный. Люди отважной профессии, что с них взять. Один из них сообщил мне:

– Если вашему начальству интересно мнение специалиста, лично я – за напалм. А не выгорит – и черт с ним. Еще семерых покойников экспедиция просто не выдержит. Если вы понимаете, о чем я.

И ушел, не интересуясь, понимаю я или нет.

Появился доктор Шалыгин, плечистый, бритоголовый и необъяснимо уютный человечище, – и сразу все расслабились, задышали свободнее. Давно замечено: рядом с нашим главврачом даже полковник становится временно похож на человека. Доктор осмотрел Чернецкого, мазнул каким-то препаратом по его ссадине, одобрительно хлопнул летчика по плечу и повернулся ко мне:

– Ну хотя бы вы в порядке. На вождя поглядывайте, ладно? Какой-то он задумчивый. Увидите, что потеет, – зовите меня сразу.

– Дочка на него давит, вот и задумчивый, – ляпнул я в сердцах.

И тут же выругал себя за проявленную слабость. А с другой стороны, кому жаловаться, как не главврачу экспедиции. Иногда очень надо просто нажаловаться. Я ведь не каменный и чертовски соскучился по обычному человеческому разговору с соотечественниками. Увы, со мной мало кто готов откровенничать и в принципе нормально общаться. Парадокс: я на дежурствах во дворце вождя отдыхаю душой, а в нашем лагере – устаю.