Данила Врангель - Славянский стилет

Фридман сделал невинное лицо и вид, что он собирается возмутиться. Бизон продолжил:

– Что это за фигня со строительными пирамидами? Последний скандал в строительстве жилфонда курировался тобой. Двести десять миллионов исчезло у частных лиц. – Откинулся в кресле. – Господи, да ты в цифру вслушайся! И ещё! – оборвал он открывавшего рот коллегу. – Не думай, что Бизон стареет. Или ты думаешь, что мои осведомители переселились в Брайтон бич? Или на Гавайские острова? Что за сделка по приобретению таиландского быка? Деньги расползаются как тараканы! Приобрести религиозного быка! И теперь прятать его?

– Николай, – прорвался Фридман. – Это не я.

– Какая к чёрту разница! Но ты неподалёку! Чьи уши торчат из кустов подобных афер? Феликса? Нет, у него другие интересы. Леонардо? Он полностью ушел в собаководство, и я знаю это. Или кто-то посторонний прорвался к капиталу? Может кто-то из управляющих директоров? – Повернулся к Феликсу. – А? Феликс?

– Нет, – хмуро ответил тот. – И я за свои слова отвечаю.

– Так голосуем за нового управляющего? – вопросил председательствующий.

– Нет, нет! Коля, не горячись. Сорок два миллиона, в конце концов, не смертельная цифра…

– Да, – оборвал его Бизон. – Но я предлагаю её сейчас скинуть на общий баланс. А крыс будем ловить по ходу работы.

Опять образовался вакуум звука. Первым тишину нарушил Леонардо:

– Ты прав, я согласен.

– Да, да. Я тоже, – кисло поддержал Фридман.

– А ты, – обратился Бизон к Феликсу, – свой процент не вноси. Феликс, на деньги этого процента сделай премию стукачам. Может, и сдадут утечку. Пока сами не найдём.

– Понял, Коля.

– И, Феликс, – продолжил Бизон. – Утряси наши дела в Верховной Раде. Наши независимые депутаты должны войти во фракцию. Определись, в какую. Леонардо в Москве этот вопрос уже решил. Ну, а Фридман, – посмотрел на него подобревшим взглядом, – поработал в Кнессете. Там у нас треть фракции.

– Больше, – сказал Фридман.

– Вот видишь, Феликс. Уже больше. И ещё. Я хотел бы вас попросить пользоваться спутниковой связью через наш ретранслятор и нашими телефонами. Мои разработчики гарантируют отсутствие прослушивания и определение координат телефона. Не шутите с этим. Мы все под прицелом.

– Я уже на твоём спутнике, – проскрипел Леонардо.

– Вот, молодец. Не верь японской электронике.

Оглядел всех присутствующих. Сказал:

– И ещё. Без лишнего повода не нужно светиться в поле политических структур. У них своя игра, у нас своя. Не надо забегать на чужую территорию. – Он в упор посмотрел на Фридмана.

– Понял, – мрачно ответил тот.

– И, – стал подытоживать встречу Бизон. – Я думаю, мы не скоро встретимся ещё раз в реале. Потому, что встреча наша может быть только по поводу плохой новости.

Тяжелый «Боинг-747» рейсом из Лондона, надрывно воя реверсом двигателей и выпустив все закрылки, упал на взлетно-посадочную полосу, как толстый, упитанный шмель. Покатился по бетону аэродрома, поднял облако пыли и дыма от стирающейся резины протекторов шасси. Развернувшись и въехав по сигналу светофора на рулевую дорожку, гигант-самолет, в тяжелом спокойствии гудя многочисленными силовыми системами, подполз к посадочной зоне, навстречу уже мчавшимся на всем ходу электромеханическим трапам, и замер. Скоро тоненькие струйки пассажиров потекли изо всех его выходов, и, рассаживаясь в подъехавшие автобусы аэродромной службы, направились в зону таможенного контроля.

Трое молодых мужчин с легкими дипломатами в руках, в белоснежных рубашках и с пиджаками, наброшенными на руку, – стояла майская жара, – неторопливо прошли по «зеленому коридору», предъявив паспорта и заполнив бланки прибытия. На рубашке у каждого висел большой значок «Международная ассоциация стратегического контроля и отслеживания глобальных техногенных катастроф». Молодые люди прибыли в соответствии с договоренностью стран-участниц ассоциации провести ряд контрольных замеров в зоне Чернобыльской атомной станции и в точечных местах, вдоль следа ветров апреля 1986 года на результаты присутствия цезия-137, стронция и других элементов с длительными сроками полураспада.

Пройдя таможню и получив багаж, – несколько коробок с яркими наклейками, – они поднялись в забронированный им номер гостиницы аэропорта, сложили коробки на пол, повесили пиджаки и, включив кондиционер, устало упали – кто в кресло, кто на диван.

Джон Рипли, голубоглазый атлет с аккуратно стриженой рыжей шевелюрой и золотой серьгой в левом ухе, был старшим в этой тройке экспертов. Он нашел холодильник, вытащил оттуда банку «Кока-Колы», открыл и в два глотка опустошил ее, поморщившись и что-то пробормотав себе под нос. Затем, открыв дипломат, вытащил учебник «Физическая химия», оказавшийся сверхплоским сканер-генератором. Включил, раскрыл и стал смотреть на жидкокристаллический экран. Там сразу же зафиксировались восемь несущих частот сверхмалой мощности от 0,5 до 7 гигагерц. Их слушали. Очевидно, как и всех иностранцев, для профилактики. Рипли запустил сканер-генератор с клавиатуры «Физической химии». Каждая зафиксированная им радиоволна была обеспечена таким же сигналом по частоте, амплитуде и форме, но противоположным по фазе и с легкой девиацией. Никто не мог ничего заподозрить. Глушения, как такового, не было – просто линия выдавала теперь тишину и легкий электронный шум. Микропроцессор следил за появлением новых источников передачи и за отключением уже выявленных, гася следом частоту-двойник, чтобы не засветить сканер-генератор.