Владимир Поселягин: Сашка [СИ]

В остальном я изучал, что мне говорить и как отвечать. Хороший сценарист это писал, вынужден признать. Оказалось раз это моё первое выступление, то я не только буду петь, слушателей, граждан Союза познакомят со мной, как что диктор, что будет вести передачу, задаст несколько вопросов, вот на них и нужно ответить. Никакой отсебятины, всё что нужно на листках написано. Теперь понятно, почему меня так расспрашивали о жизни и зачем велась запись. К счастью такое знакомство будет только при первом выступление, потом этого не потребуется. Если нужно будет поговорить, мне такой же сценарий напишу.

Когда Лабухин вернулся, я нагло спал на диванчике, отложив гитару. Тот меня разбудил, опросил и, убедившись, что всё у меня от зубов отскакивает, разрешил спать дальше.

Когда подошло время, и меня вызвали я прошёл в небольшое помещение студии, там был стол, три микрофона и два стула с высокими спинками, одно уже занимал диктор, меня посадили к тому микрофону что был включён. Их тут даже два было, один на уровне лица и у гитары. Знакомство со мной прошло нормально, поздоровался и отвечал на вопрос ведущего, не отходя от написанного. Лабухин что из соседнего помещение через стеклянное окно заглядывал, показал мне большой палец. Знакомство со мной шло так, что опрос проходил под песни. Когда я их написал, почему мне пришли такие стихи в голову, ну и остальное, о семье и остальном. Сказал, что у нас новоселье сейчас и передал привет родным и всем гостям. Это я упросил редактора и тот внёс в программу, ценз дал добро. Закончил я военными песнями, когда вдруг ведущий спросил:

– Скажи, Александр, как ты думаешь, когда мы погоним немца?

Я вытаращился на него, не припомню, чтобы в сценарии был такой вопрос. Ничего подобного не было. Посмотрев на окно, там Лабухин активными знаками показывал, что нужно отвечать. Я прочистил горло и серьёзно сказал:

– Знаете, во всей Москве я единственный человек, которому такой вопрос задавать не стоило. Просто по тому, что я знаю правду, что в действительности творится на фронте, и уж извините, я уже давно сводки с фронт не слушаю. Правды там нет, от слова совсем. Ответить на ваш вопрос могу, но те милые люди, что готовили меня к эфиру, очень просили контролировать свою речь, а без мата я на ваш вопрос ответить просто не могу. Поэтому извините, подвести я их не могу и на вопрос не отвечу. Я правильно воспитан, меня мама учила не врать. Есть такая поговорка: не хочешь говорить, промолчи. Молчание – золото.

– Но почему вы считаете, что в сводках передаётся не правда? – несколько растеряно поинтересовался ведущий.

Лабухин за стеклом, схватился за голову, и замахал мне руками требуя не отвечать, но тут уже я покачал головой. Вот на этот вопрос как раз ответить нужно. За спиной у того скапливался народ и тоже спокойно не стояли.

– На этот вопрос я отвечу, думаю, слушателям будет интересно знать. Такие вопросы уже задавали и насколько я знаю никто вразумительно ответить не смог. Тем более руководство не было виновато, что информация им передаётся несколько искажённая. Прежде чем прояснить, что я знаю, опишу, откуда я получил эту информацию, чтобы не возникало вопросов на эту тему. Как я уже говорил мы с семьёй шли по дороге смерти… э-э-э, дорога смерти это все дороги, где шли беженцы под постоянными обстрелами с воздуха и бомбёжками. На этих дорогах, и ста метров нет, чтобы не было чьей-то могилки, а то и братской могилы. Нам повезло, никто не ранен был, все дошли… Что-то я отвлёкся. Так вот, я говорил, что в дороге у меня появился братик. Появился он благодаря военному фельдшеру Степану Ивановичу Краснову, спасибо ему за это. Родился брат в полевом госпитале, который нам так удачно попался на пути. Мы там стояли несколько дней и чтобы отблагодарить за маму и братика, я брал гитару и ходил играть и петь для раненых и медперсонала. Так и пошли пять дней. Там была одна палатка, её считали безнадёжной, они во всех госпиталях и медсанбатах есть, заносили внутрь тех, кого спасти было невозможно. Брошенные они были, санитары заходили, только чтобы вынести умершего и занести очередного. Постоянный конвейер. Мне горько стало, когда я это увидел и остальные дни я посещал только эту палатку. Когда не пел, разговаривал с теми, кто мог ответить, они так отвлекались от болей, легче им становилось. Там много кто был, и пограничник, осназовец, артиллеристы, пехота, ну и лётчики тоже. Они со мной и делились всем тем опытом, что получили на фронте. Они умирали, и смысла им лгать не было, я знал, что все, что они рассказывать от начала до конца, всё это правда. Среди раненых и генерал-майор был. Миной его почти пополам разорвало, но тот, что удивительно, прожил ещё два дня. На удивление крепким оказался. Вот он на мой вопрос и ответил, благо был начальником штаба одной из армий. Всё оказалось просто, а причина во лжи. Врут практически все. Сейчас я опишу эту цепочку, чтобы было понятнее. Взять простого лейтенанта. Например, произошёл бой, на роту этого лейтенанта немцы провели разведку боем. У него бойцы подбили два танка, во встречной атаке опрокинули наступающие порядки немцев и гнали их до их окопов, захватили и вернулись с трофеями. Допустим с парой миномётов и пулемётов, да с десяток пленных взяли. Для фронта в принципе ситуация обычная. Такое бывает во всех дивизиях. В общем, обычный день войны. Если лейтенант уцелел в бою, то он напишет рапорт, перечислив количество трофеев, пленных и какие потери у роты. Он на передовой, пули над головой свистят, смысла врать ему нет. Рапорт идёт в штаб батальона. Его командир тоже ходит по пулями и причин врать, тоже не видит. Поэтому без изменений отправляет его в штаб полка. Там уже совсем другое дело, комполка за место держится. Что для него такая мелочь, поэтому он округляет цифры в рапорте. Захватили пять пулемётов, пять миномётов и допустим ещё пушку. Пленных взяли не десяток, а тридцать. Причём, о лейтенанте не вспоминают, зачем? У комполка адъютант для примера без ордена мается, не хорошо. Поэтому того лейтенанта вычёркивают и вписывают этого адъютант, ордена глядишь не получит, но на медаль надеется можно. Думаете, почему у фронтовиков наград практически нет, а у штабных, награды не в один ряд, вот рак раз поэтому. После полка рапорт доходит до дивизии, его включают в сводку по дивизии. Но опять-таки, для дивизии это мелочь, и там тоже для увеличения, приписывают. Захвачено многочисленные трофеи, взята в плен сотня немцев и рапорт идёт дальше. Когда он находит до Генштаба, то информация искажена настолько, что правды там фактический нет. Разве что участок где всё произошло указан верно, да и то не всегда. Так ведь и в Генштабе не дураки сидят и там схватились за голову, что делать не знают и как эту вакханалию прекратить не представляют. Генерал говорил, к ним комиссии зачастили, сверяют всё. Аналитический отдел собрали, но это всё полумеры. Кстати, генерал меня этим рассказом настолько поразил, что за время путешествия я ломал голову как эту проблему решить. И знаете, нашёл решение, причём очень хорошее и действенное. Если меня слышат командование РККА, то вот оно. Нужно сформировать специальные группы, которые подчиняются только командующему, если у них что-нибудь потребуют, например, командование фронта, они могут только просить, и то вежливо. Команда состоит из начальника, в звание полковника. Может ниже. Комендантского взвода, радиоузла, взвода осназа, или разведвзвода, и подразделения дознавателей-следователей, куда входят переводчики. Подразделение секретное, можно маскироваться под разные службы. Лётчиков, химиков или сапёров. Не паникуйте что я выдаю возможные секретные сведенья, немцы всё равно бы узнали об этих подразделениях, если их решат сформировать, достаточно быстро, а при высокой секретности никак они повлиять на ситуацию всё равно не смогут, знают и знают, что такого? Главнокомандующий, который будет держать прямую связь с командирами этих подразделений будет иметь прямую информацию с фронтов с высокой степенью достоверностью и свежестью. Этот полковник, изучая информацию по сводкам, сможет отправить, если потребуется, дознавателей в те части, откуда идёт информация, и они смогут пройти до непосредственных участников боя и собрать информацию кто занимается приписками. И по мордасам им, по мордасам, по рукам бить, чтобы больше приписками не занимались. Если информацию какую получить, немца притащить для допроса, чтобы прояснить обстановку на фронте, для этого разведчики есть и переводчики. Уверен, при действии на всех фронтах таких групп, уже месяца через два-три, край через полгода, информация будет поступать точная и в срок. Научат, как её подавать и не искажать. Сейчас эти приписчики себя вольготно чувствуют, наказание за такое вранье не предусмотрено, а как появятся, те кто дружит с головой, сами прекратят это дело. Другого выхода в этом я просто не вижу. Как видите, на ваш второй вопрос я ответил, ваши сотрудники для сводки и новостей берут информацию у военных, а какая она к ним поступает, вы уже не виноваты. Жаловаться нужно не на вас… Да и на первый ваш вопрос я всё же отвечу, но без подробностей, хотя они у меня и есть. Мы победим, не скоро, тяжело, но победим, я в этом как раз уверен. Кстати, общаясь с разными ранеными, я систематизировал информацию и понял, что пока РККА не изменит некоторые уставы, потери так и будут велики. Если интересно, думаю, на фронтах нас слышат, то я опишу, что требуется изменить. Без этих кардинальных изменений при ведении боевых действий, немцев удержать, просто нереально, это понимаю я и уверен, что понимают фронтовики, те кто находится на переднем крае. Они наверняка это и сами знают, возможно даже используют, но информация больше для тех красноармейцев и командиров формирующихся дивизий которые о войне знают разве что только из кино, а там правда мало, точнее совсем нет. Сказки.