Андрей Васильев - Файролл. Два огня [litres]

– Нет, просто знакомая девушка, – по возможности терпеливо объяснил я. – Просто – знакомая.

– Просто знакомая, – повторила Златнова. – Которая золотом на слоновой кости гравирует семнадцатый пантакль. Забавные у тебя знакомые. Хотя – некоторая логика в этом есть.

– Что это за символ? – сопя, спросил я.

– Это пантакль «Свобода», – наконец ответила мне Анна. – Он защищает своего владельца от неволи, рабства, пленения. По легендам, он защищает тело того, кто им владеет, от людей, замышляющих лихое дело, а душу – от демонов, которые на нее посягают. Если его обрести, уже находясь в неволе, он может помочь обрести свободу.

О как!

– Слушай, а ты сейчас, как, один? – осторожно спросила Анна. – Ну, в личном плане?

– А это тут при чем? – удивился я.

– Ну, может, она хотела тебе так дать понять, что тебе пора на волю? – предположила Слоник. – Знаешь, есть такие женщины, слова в простоте не скажут, или наоборот – стесняются сами инициативу проявить. Вот она тебе таким образом знак и подала – мол, давай, освобождайся, скидывай с себя кандалы отношений.

– Ты знаешь, – я переварил Анькины слова. – Может, ты и права.

Ну, предположить, что Шелестова чего-то побоится сказать, невозможно. А вот про «ни слова в простоте» – это про нее.

– Анхен, ты гений! – абсолютно искренне сказал я в трубку. – Ты – лучшая.

– Врешь, подлец, – хихикнула на том конце провода Златнова. – Но – приятно. Слушай, если будешь в Словении – позвони хоть. Пойдем кофе попьем, поболтаем. Тут все хорошо, но ваших рож не хватает.

– Само собой, – от чистого сердца заверил ее я.

– Киф, ты и просто так звони, – попросила меня Анька. – Хоть ты и скотина, но все-таки – друг юности.

Ну да. Какая бы ни была хорошая страна, но вечером всегда ощущаешь, что она чужая.

– Я позвоню, Ань, – заверил ее я. – Вот разрулю тут кое-какие дела – и позвоню.

– Да, вот еще что, – было слышно, что Слоник хлопнула себя ладонью по лбу. – Этот пантакль был посвящен Меркурию и, по легенде, им же и нарисован.

– Меркурий? – я почесал затылок. – Это тот, что в крылатых сандалиях? Который Гермес?

– Ну да, – подтвердила Анька. – Так вот, по ряду утверждений, Меркурий, или Гермес, был единственным богом, который перешел из языческого пантеона в христианский. Нет, там были и другие, но вот так, чтобы полностью – только он. Он стал покровителем алхимиков, Гермесом Трисмегистом.

– И? – подтолкнул ее я, когда Златнова замолчала.

– Алхимия – суть богопротивное дело, – помолчав, сказала она наконец. – Киф, не бери это в голову, меня просто как всегда понесло в какие-то дебри.

– Ага, – ответил ей я. – Трисмегист, стало быть.

– Слишком неявная связь, – Анька посопела в трубку. – Харитош, мне правда пора.

– Спасибо тебе, Ань! – еще раз поблагодарил я ее. – Пока!

– Пока, – ответила она мне и повесила трубку.

Яснее не стало. Стало запутаннее. Версия с тонким намеком на освобождение, из сомнительной неволи отношений с Викой, не выдерживала никакой критики. Просто в силу того, что вряд ли такой красотке и умнице, как Шелестова, нужен потрепанный жизнью хрен с горы вроде меня. Завышенная самооценка – это прекрасно, но надо быть реалистом.

Но пентакль – вот он, и он тут тоже явно не случайно. Если это не намек на личные отношения – то, может, на общественные? Может, Шелестова тот самый «крот», о котором шла речь? Ведь кто-то из этой славной компании – засланный казачок, я об этом не забыл.

Опять же – нелогично. Так себя палить – это верх глупости. Даже при том варианте, что именно вор всегда громче других кричит: «Держи вора».

Тогда – что это? У меня пока ответов нет. Стало быть – подождем, пока подсказки не придут сами. Будет завтра, мы все встретимся, и, возможно, появятся новые элементы мозаики, которую я складываю уже почти полгода.

Забавно – изначально это был маленький паззл с небольшим количеством деталек. А сейчас…. Практически «Бородинская панорама».

– Слушай, а ты не в курсе – кто это в «Радеон» пожаловал? – пребывая в задумчивости, я пропустил тот момент, когда вернулась Вика.

Она была в спортивном костюмчике, который облегал ее стройную фигурку, волосы были стянуты в два хвостика, что делало ее похожей на девчушку.

– Фиг знает, – ответил ей я, убирая пистолет в футляр. – Какие-то важные гости.

– Не знаю, не знаю, – Вика с неодобрением глянула на оружие. – Мы с ними столкнулись, случайно, в холле. Так там старичок был, у него взгляд как рентген. Он на меня глянул – так душа в пятки ушла, глаза как… Не знаю. Такое ощущение, что он меня наизнанку вывернул. И Генриетту они знают. Это старый хрыч её еще так по щеке потрепал и говорит: «Генрике, девочка. Ну, ты нашла ответы на свои вопросы?».