Матвей Курилкин: Охота на охотника

Тишина только усиливала ощущения, возникающие в этом мрачном пустом здании, полном отголосков боли и отчаяния его постояльцев. Аксель старался не нарушать эту тишину, он двигался очень медленно и осторожно. Каждый раз, готовясь выйти из очередной осмотренной палаты, он подолгу прислушивался, прежде чем открыть дверь, опасаясь наткнуться на разъяренного одержимого. Неспешное передвижение и настороженность не способствовали душевному спокойствию. Вымотанный за последние дни, охотник все сильнее чувствовал тревогу. Мысли скакали как в горячке, в сознании возникали картинки издевательств, которые он пережил, находясь в клинике, тут же он начинал рассуждать о судьбе пропавших пациентов, через секунду ему казалось, что он слышит тихие шаги, отчего он подолгу замирал и вслушивался. Звуки шагов прекращались, но на смену им приходили стоны и крики. Аксель понимал, что, иссушенный долгим отсутствием сна и скудным питанием, измученный давлением мрачных эмоций, наполняющих здание, его мозг начинает галлюцинировать. Он встряхивал головой, пытаясь вернуть ясность разума, но через некоторое время начинал снова впадать в полусонное состояние, наполненное кошмаром. Охотник уже мечтал, чтобы что-нибудь произошло. Спустя несколько часов бессмысленного блуждания по коридорам и комнатам он начал подумывать о том, чтобы вернуться в начальную точку своего путешествия, найти оставленного санитара и допросить его еще раз. Не для того, чтобы выяснить еще какие-то подробности, Аксель не сомневался, что ничего существенного санитар ему не расскажет, а для того, чтобы услышать человеческий голос, увидеть человека, чтобы убедиться, что он не остался один в этой тюрьме. Остановила только мысль, что тот давно выбрался из своих ненадежных пут. Вместо этого охотник остановился в очередной палате и заставил себя поесть. Мерзлый, черствый после долгого нахождения в морозильной камере хлеб был безвкусным, создавалось ощущение, что он пережевывает что-то несъедобное, но юноша не обращал на это внимания. Проблем с водой не было. Во многих помещениях были краны, из которых текла вода, а однажды встретилась даже душевая, в которой, к удивлению охотника, была даже горячая вода. Юноша тогда не удержался и умылся, за что потом долго себя ругал, заметив, что оставляет мокрые следы. Впрочем, время прошло, он успел высохнуть, а его так и не нашли, так что он перестал об этом думать. Все-таки он, наверное, рано или поздно совершил бы какую-нибудь глупость, если бы не случай. Правда, назвать этот случай счастливым охотник не мог.

Он как раз приближался к одной из лестниц, соединявших этажи, когда снова услышал шаги – только в этот раз они звучали четко, и можно было не сомневаться, что этот звук ему не мерещится. Сделав шаг назад, он прикрыл только что открытую дверь палаты, которую осматривал. Оставив небольшую щель, он затаился, взяв на изготовку свое оружие. Ничего серьезного Аксель добыть так и не смог, но все-таки сменил короткую дубинку охранника на нечто более внушительное. В одной из комнат он обнаружил сломанную кровать, от которой ему удалось отломить стальную дугу спинки. Аксель предпочитал не задумываться, при каких условиях койка была сломана, однако не затертые следы крови указывали на то, что кровать развалилась не от старости. Дужка кровати была полой, один конец ее был скошен так, что она напоминала гигантский шприц с зазубринами на острие. Если ткнуть таким в уязвимое место, можно нанести серьезные повреждения даже одержимому. Если, конечно, последний будет настолько беспечен, что позволит подойти близко и даст время нанести удар. Опытный, хорошо подготовленный охотник, каковым являлся Аксель, мог бы обойтись и таким импровизированным оружием, если бы ему пришлось иметь дело с недавно появившимся одержимым, еще не освоившимся с доставшимся ему телом. Гро Оберг же, судя по всему, явился в мир уже достаточно давно, чтобы с ним можно было справиться так просто.

Аксель перестал дышать, прислушиваясь к происходящему за дверью. Кто-то приближался со стороны, противоположной той, откуда он двигался. Вот звук шагов стих, и послышался скрежет замка.

– Простите, гро Оберг, зачем мы идем вниз? – Аксель узнал голос того самого санитара, который вынужденно провожал его на продовольственный склад. – До сих пор вы запрещали нам с Габриелем туда ходить! – Голос звучал взволнованно и неуверенно.

– Обстоятельства изменились, приятель, – одержимый говорил спокойно, в голосе слышалась добродушная насмешка. – По больнице бродит опасный больной, вообразивший себя охотником за одержимыми. Ты же сам мне все рассказал. Он силен и хитер. Я не могу рисковать моими последними санитарами – неизвестно, что ему вздумается сделать в следующий раз, правильно?! Я и Габриеля отправлю вниз, когда он придет в себя, – так мне будет спокойнее. А потом, пожалуй, нужно будет вызвать полицию… – одержимый мастерски владел интонациями. К концу этой короткой речи Аксель почувствовал полное спокойствие и даже сонливость, настолько монотонно звучал голос гро Оберга. Санитар, чьего имени Аксель так и не узнал, не обращал внимания на совершенно нелогичные планы доктора, его ничем не насторожило странное поведение патрона, он покорно поддакивал ему, и вскоре Аксель услышал лязг открывающейся решетки, скрежет ключа и удаляющиеся по лестнице шаги.