Владимир Михайлов - День после соловьев, год седьмой

Герван промолчал.

– Гляди, – сказала она спустя время. – Стипа Хан твоего дружка тоже ведёт. И с венком, ну помереть!

– А мой венок где? – спросил Герван.

– Купим у ратуши. Там дешевле.

– Красивый венок у тебя, Савер, – сказал Герван, когда они поравнялись. – Привет.

– Привет. У меня и фляжка есть, – откликнулся Савер Хан и хлопнул себя по карману.

– Разбаловала ты его, Стипа, – сказала Марголиза сзади. – И чемодан – прямо не чемодан, а сундук. Как на курорт едет.

– На свою голову распустила, – пожаловалась Стипа. – Теперь вот тащись с ним. Да ещё возьмёт ли кто?

– Женщины всякие бывают, – сказала Марголиза. – Дурочка какая-нибудь клюнет. На усы. Или такая, что с выводком, да без петуха.

– Был бы помоложе – в казну сдала бы его. В эскадру, – вздохнула Стипа. – Да годы уже вышли. Отвоевал.

– Что мне с тобой воевать, – сказал Савер. – Тебя я давно покорил вдоль и поперёк. Пришёл час новых завоеваний.

– Пику-то наперевес удержишь? – съязвила Марголиза.

– Отойдём в кусты, – предложил Савер. – Увидишь.

– Очки дома забыла, – отбрила она. – Как же я увижу?

– Ты с нею не заводись, – посоветовал Герван. – У неё язык такой – им детей можно делать, если бы ядом не брызгала.

– Двадцать один год, – сказала Марголиза. – Двадцать один год ежедневных оскорблений и обид, и шестьдесят тайгеров в неделю. Это жизнь?

– Да ты у нас страстотерпица, – сказала Стипа. – Мне вот и четырнадцати хватило. Выше головы.

– Эй, венки вон продают, – сказал Герван. – Давай деньги, я сбегаю, куплю.

– Нет уж, я сама, – возразила она. – Ты стой тут, жди. Чемодан свой не проспи. А то останешься голым.

– Ладно, там ещё увидимся, мы спешим место занять, – проговорила Стипа Хан.

– Эй, Стипа, ты и нам займи, ладно? А то ведь мой пока доковыляет…

– Передержала ты его, Мализа, право же. Ладно, постараюсь.

Герван помахал им и закурил сигарету. Целую пачку сын отвалил. Надо же!

Он докурил до половины, когда вернулась Марголиза с венком.

– Двадцать пять! – сказала она. – Ну цены! Прямо конец света. А ты бы и все тридцать отдал.

– Тоже мне венок! – фыркнул он. – Одни ромашки.

– Тебе и одуванчиков хватило бы. Бросай курить, пошли.

– Фиг тебе, – сказал Герван, – так я и бросил. На ходу докурю.

Марголиза, как ни странно, промолчала, и до площади они дошли в мирном безмолвии. Венок Герван надел перед самым торгом. Часы на ратушной башне как раз начали отбивать полдень.

Толпа шумела, колыхалась, вихрилась, пестрела одеждами, смеялась, ругалась, пахла вином, духами и потом, уплотнялась и разрежалась, обтекая, однако, каменную приподнятую платформу, на которой и выставлялись благобывшие. За соблюдением порядка тут приглядывали мунигарды, мордастые ребята, скорые на руку, ими распоряжались инспектрисы порядка – все коротко стриженные, в просторных юбках до щиколоток, в кожаных куртках. Следили, чтобы никто не насмехался ни над благобывшими, ни над выведшими их женщинами. А также – чтобы на площадку без дела никто не залезал, не создавал бы толчеи и неудобства. Там и так в этом году было тесно, как и в толпе, а вот год назад половина мест оставалась свободной, год на год не приходится, в этом году радиация сильнее была, вот и бесились бабы. Место Гервану досталось едва ли не последнее, тем же, кто пришёл ещё позже, оставалось теперь ждать, пока не решится чья-то судьба и место не очистится. Рядом с каждым выведенным стояла бывшая его жена, большинство женщин смущалось необычной ролью. И выглядело оттого напряжённо и воинственно; статистика уверяла, что лишь каждая пятнадцатая решалась через семь или четырнадцать лет вновь воспользоваться своим правом – видно, и им нелегко тут приходилось, бедняжкам, под взглядами толпы зевак, готовых чуть что охмурить, задурить голову и утащить в кусты тут же по соседству, в городском парке.

Утвердившись на свободном месте, Герван облегчённо вздохнул и чуть было не закурил снова, но вовремя спохватился: этак ему всех запасов не хватило бы и до вечера. Когда подошла Марголиза – она задержалась, выполняя формальности и уплачивая пошлину, – он предложил:

– Давай, я за стулом сбегаю – вон в кафе под зонтами есть.

Она глянула с подозрением:

– Что это ты вдруг?

– Устанешь ведь.

Он, конечно, и пожалел её, но был тут и другой расчёт: обычно многие зеваки не отказывались угостить сегодняшнюю жертву сигаретой, а то и банкой пива: все ведь под богом ходили и под законом, а матриархат есть матриархат. Марголизе, однако, всё это было известно не хуже, чем ему самому.