Александр Симатов - Остров с зеленой травой (СИ)

Министр смочил горло минералкой и продолжил:

— Изюминка данной конструкции заключается в том, что народ страшится неблагоприятного разрешения неопределенности и, как следствие, потери надежды и поэтому готов долгое время оставаться в неведении относительно этой самой неопределенности. Диалектика! Единство и борьба противоположностей, так сказать… И психология… Такая конструкция позволяет удерживать проблему в спокойном состоянии сколь угодно долго при минимальных затратах. Главное, чтобы совокупная масса надежды народа не сокращалась. Для этого надо периодически обновлять восприятие неопределенности носителем надежды, то есть народом. Каким образом? Ответ не лежит не поверхности, но есть. А именно: путем дополнения ранее объявленных причин образования неопределенности вновь открывшимися причинами и демонстрации тем самым как бы положительной динамики, обещающей в будущем благоприятный исход.

Министр взглянул на растерянную физиономию гаишника, понял, что переборщил, и решил, что надо закругляться.

— Для усвоения сказанного самый общий тебе, классический пример упомянутой конструкции — предполагаемое улучшение жизни народа. Идеальный симбиоз проблемной неопределенности и надежды на ее положительное разрешение. Несмотря на бесконечную пролонгацию неопределенности, градус надежды народа удается поддерживать на высоком уровне путем постоянного и массированного информирования этого народа о все новых и новых обстоятельствах — причинах неопределенности. То есть — разжевываю специально для тебя — виновниках херовой жизни. Это как раз то, о чем я тебе говорил. Понял что-нибудь?

— Понял, понял, господин министр, все понял, — затараторил обескураженный гаишник.

Но министр прекрасно знал, что гаишник не понял ничего.

— Короче говоря, забудь все, что я тебе только что рассказал. Самая подходящая в твоих обстоятельствах фраза — «европейцы обещали». Запомнил? Европейцы — обещали! Этого достаточно. Тут тебе и неопределенность, и надежда. И будущий надежный громоотвод, между прочим. Средство, так сказать, от дыбы. В общем, доброкачественный двухкомпонентный шампунь для промывки мозгов. Его возьмешь за основу. И никаких точных сроков, ни в коем случае!

Убедившись по выражению лица гаишника, что до него дошли его последние слова, министр достал из стола калькулятор: предстояла ответственная работа. Сосредоточившись, он набрал число десять тысяч. Подумал немного и уменьшил стоимость покрышки до восьми. Затем, имея в виду, что дырявые покрышки уходят за четверть, но по две штуки, разделил стоимость на четыре и умножил на два. «Это с одного водилы, а их у нас — как грязи», — улыбнулся он и с удовольствием умножил получившееся число на миллион четыреста тысяч. Снова задумался ненадолго, глядя на замершего в ожидании гаишника, и поделил число на два, решив, что поровну — значит по-честному. Но спокойно полюбоваться отменным результатом ему не довелось, поскольку он с раздражением вспомнил о вышестоящих товарищах: их иждивенчество всегда выводило министра из себя. Без колебаний умножил результат на полтора, потому что не имел привычки что-либо делать себе в ущерб. Покончив с расчетами, взял калькулятор за угол и ловко метнул его вскользь по длинному столу для заседаний. Калькулятор полетел, закрутился волчком по полированной поверхности, задел хрустальную подставку под графином, отскочил наискосок и замер у дальнего края стола.

— Ознакомься! — приказал министр глухим могильным голосом.

Главный гаишник с трудом стронулся с места и двинулся за приговором. На ватных ногах добрался до калькулятора на конце стола, боязливо взглянул на число с длинным хвостом нулей и остолбенел от невиданной доселе жадности министра.

Министр довольно улыбался, глядя на полуживого гаишника.

Придя в себя и осознав, что его нагло обокрали, гаишник с мольбой и печалью в глазах посмотрел на министра.

— Господин министр… — начал он и по-настоящему закашлялся — без актерства. — Понимаете… я же не один… у меня люди… много людей…

— И что? — угрожающе спросил министр и забарабанил нетерпеливыми пальцами по зеленому сукну.

— Господин министр…

Гаишник в муках подыскивал хоть какой-нибудь аргумент, который мог бы спасти положение, и не находил его.

— Извините, господин министр, вы же знаете, у нас наступили не лучшие времена.

Но министр не испытывал ни малейшего желания выслушивать сетования гаишника на что бы то ни было — тем более на условия его работы.