Александр Руджа - Пионерск (СИ)

Говорят, что сны — что-то вроде порталов в другие миры. Соседние, неслучившиеся реальности, параллельные вселенные. В каких-то из них с нами случилось что-то хорошее, в других — нет. Есть и такие, где события пошли по самому поганому пути — цивилизацию захватили инопланетяне, случились стихийные бедствия или нашествия зомби. Видения таких реальностей обычно называют кошмарами.

Андроиды не видят снов. Они даже электрических овец не считают. Но, судя по всему, наша нынешняя реальность вполне могла сойти за кошмар какого-нибудь сопревшего под одеялом школьника.

Первые несколько секунд ничего не меняется. В синем небе парят серые степные чайки, от столовой тянет чем-то жареным и вкусным. Семён недоуменно вертит тяжелой головой — все-таки сообразительность определенно не входит в список его достоинств.

— Славя… я ничего не… что за…

— Может, ты хотя бы поможешь мне встать? — меня окутывает злость. Ничего нельзя поручить человеку! Все приходится делать самой!

«А зачем тогда просить его о помощи? Возьми да встань сама, делов-то».

— Прости, — Семён смешивается окончательно и протягивает руку. — Прости, Славя. Я что-то… Малость запутался. Что происходит?

Из-за деревьев доносится крик. Нет, не так — визг. Истошный вопль человека, внезапно обнаружившего, что в его любимые красные трусы ненароком прокрался скорпион. Нет, не так. Что его самый лучший влажный сон вдруг оказался прорывом чьей-то апокалиптической реальности. Ступор. Потеря ориентации. Отказ мыслительных функций. Паническая атака.

Я поднимаюсь на ноги. Вопли в отдалении не прекращаются, к ним присоединяются еще несколько голосов. Мужских.

«Так вот, значит, как выглядит тотальная победа феминизма в одном отдельно взятом лагере?»

Хреново она выглядит, вот что. Что такое боевая прошивка, мне известно. Последний козырь и возможность самообороны на случай глобального месива — захвата лагеря террористами или небывалого природного катаклизма. Полная мобилизация всех физических функций, в памяти снимается блок на чрезвычайные действия — например непричинение вреда «гостям». Спорное решение, конечно. Ольга, помнится, была очень недовольна, объясняя мне его суть.

Вокруг темнеет. На прежде безоблачном небе материализуются серые, будто подсвеченные изнутри тучи. Ветер перестает быть ласковым, он стремительно набирает силу, посвистывая, словно голодный и жадный монгольский всадник. Будь я человеком, мне стало бы страшновато.

Впрочем, мне страшновато и так.

— Я все еще не… — говорит Семён и осекается. Он видит. Его глаза расширяются. Толстый Денис принимается мерзко хихикать.

Мы все чувствуем это одновременно. Запах черного, словно деготь, кошмара, чудовищный смрад крови и смерти. С берега реки поднимаются фигуры. Кто там был этим утром? Первый отряд? Наверное.

Но это больше не первый отряд — и уж точно не «хозяйки». Высокомерная Катя, смешливая и безотказная Таня, Снежана с волосами, словно пламя газовой горелки… всех их больше нет. Личности стерты, черты характера заблокированы. Остались только холодные индикаторы состояния. Сдерживающие центры — отключены. Боевая прошивка активирована. Агрессивность — девять из десяти.

Они не шатаются из стороны в сторону, как какие-то убогие зомби, не шарят слепо вокруг руками с жалко растопыренными пальцами. В бутафории нет нужды. Это убийцы, их цели определены, задачи поставлены — и они очень мотивированы на выполнение. Правда, здесь есть и положительная сторона — Денис чуточку облегчил нам жизнь, зашкалив им агрессивность. Анализ данных теперь затруднен мерно пульсирующим в голове императивом — «убивать, убивать, убивать!» Это сужает тактический диапазон. А еще больше его сужает отсутствие оружия.

Вот оно что! Оружие…

— Семён! — я дергаю парня за руку, тот не шевелится, продолжая завороженным взглядом наблюдать за неровной линией приближающихся окровавленных силуэтов. — Семён, просыпайся!

— Пойду погуляю, — светским тоном информирует Денис. — Погодка как раз такая… для прогулок самое то. Увидимся, надеюсь. Пишите письма!

— Семён, твою ж мать!

— А? — не пойму, что Семёна больше шокирует: происходящее вокруг или мое радикально изменившееся поведение. — Да? Славя?

— Уже… хм, не первый день Славя. Бежать нам нужно, вот что!

— А… он трясет головой, пытаясь прийти в себя. — Да, бежать… это правильно. Куда?

«Вот это я понимаю мужик! Надо бежать — но не знаю куда!»