Андрей Горюнов - Контакт первой степени тяжести

– Ребята – на колени! – скомандовал он и, рухнув первым сам перед Борисом, взмолился: – По стопке… Налей! Не дай подохнуть лютой смертью!

– Друзья мои милые! – ответствовал им Борька. – Я вам не враг. Не погублю однозначно. Но и вы у меня – ни-ни – не забалуете – зарубите на носу. Начинайте работать! Отциклюете метр – вот, до батареи – сразу по полстакана каждому. Кто чего захочет. Кому – коньячку, кому – водочки – без раздумий. И опять арбайтен. Еще метр пройдете – еще по полстакана. И так не спеша пойдем. Иначе – никак. Ясно, соколы?

– Ясно-то ясно. Но ты авансом на палец-то хоть налей!

– Хер вам по всей морде, – учтиво возразил Борис. – Авансы раздают в церкви. А здесь царствие небесное, блядь, для вас после батареи парового отопления начнется. И не раньше. Все по выработке. Хотите мазнуть побыстрее – приступайте к работе.

– А точно нальешь, если до батареи дойдем?

– «Если»… – передразнил Борька. – Не «если», а «когда» уж сказал бы, мудило. Такими вещами не шутят. Давай, заводи свою шарманку. А я пошел откупоривать. Разолью, поставлю на подоконник. Промежуточный финиш. Дошел – получай. Я и сам заодно приму, – сообщил Борька. – А то уж вкус забыл. Три месяца в рот не брал.

Скрепя сердце, посетовав, паркетчики подключили машину. Машина взревела, подняв тучу пыли и мелких стружек.

«Боже мой! – поморщился Борис. – Оглохнуть это ж, охереть».

Разлив, он взял один стакан в руку, взвесил.

«Ну, им– то надо отработать первую, – подумал Борис. – А я свое-то отработал уж. Уж мне-то Бог давно велел расслабиться».

Не спеша, с чувством глубокого удовлетворения Борька поднес стакан ко рту и медленно, с достоинством, начал переливать в себя содержимое стакана.

Допить не успел – процесс прервал внезапный дикий скрежет, сменившийся в мгновенье ока леденящим душу коротким взвизгом – с хрустом и треском…

Циклевщики, разинув варежки, уставившись как зачарованные на пьющего Бориса, тут же потеряли, что называется, контроль над техникой. Истошно ревущая циклевочная машина, предоставленная сама себе, в момент прогрызла паркет до битума, а затем врезалась циклями в бетон, свирепо визжа и неистовствуя. Хрупнул каленый металл, цикля разлетелась вдребезги. Вал двигателя заклинило погнутым обломком крепежного винта, обмотки мотора немедленно раскалились, на щетках вспыхнула вольтова дуга коллекторных огней. Из двигателя, как из лампы Аладдина, повалил вонючий сизый дым со страшной силой и скоростью. Однако вместо старика Хоттабыча из этого получилось только крупное короткое замыкание.

На лестничной площадке раздались многочисленные стуки дверей, топот. Кто-то заорал – испуганно и истошно. «То ли щиток распределительный полыхнул, то ли лифт с людьми звезданулся», – подумал Борис и, решив ничего не откладывать на потом ввиду тревожности ситуации, тут же допил недопитое.

– Кормилица… – один из циклевщиков, глядя на погоревшую машину, смахнул слезы – по комнате плавали клубы выедающего глаза дыма – своеобразный коктейль от дымящегося трансформаторного масла, текстолита, догоравших смазки, изоляции и резины.

– Не справились, блядь, с управлением, – констатировал бригадир.

– Спасибо скажи – осколки ног не порубили! Вишь, фартук не дал осколкам разлететься. А то бы веером, и все без ног.

– Да, повезло!

– Ну что, хозяин? – первый пришел в себя бригадир, отключая машину. – Не дал поправиться? Вишь, как вышло? А я предупреждал. Теперь абзац. Не будет сегодня до батареи. И до окна не будет. Херово сегодня будет. И нам, и тебе. А сам виноват!

Произнеся этот короткий монолог, бригадир решительно шагнул к подоконнику, отгоняя клубы дыма от лица, взял налитый стакан, как свое, как заслуженное. Не ожидая никого, опрокинул стакан себе в рот, резко, как выплеснул. Нагнулся к полу, поднял стружку. Занюхал стружкой. Утерся рукавом. Скомандовал бригаде:

– Давай, ребята! С почином, значит.

Борис усмехнулся: вот наглость-то! А вслух сказал язвительно:

– Тебе, может быть, лучше коньячку, – с почином-то?

– Неси, конечно, – согласился бригадир. – Теперь ведь – что? Мы это так оставить не можем…

Они хватились Бориса Тренихина лишь в середине октября – два с половиной месяца спустя.

– Слушайте, а Борис где? Он вроде в Крым собирался?

– Я не знаю. Он хотел в августе хату привести в порядок. Наверное, потом куда-нибудь махнул. На бархатный сезон.

– Ну, какой уж сезон-то сейчас? Октябрь!

– Я ему на прошлой неделе раз пять звонил! То занято, то никто не подходит. У меня ведь опять горе, ребята. Невест – три штуки, а парить негде!