Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я шагнул в прохладный полумрак и включил все до единой люстры. Обожаю, когда много света. По крайней мере теперь я мог воочию убедиться, что прятаться неведомому злодею негде.
Обойдя круглый, с высоким потолком зал, я потрогал на всякий случай стены. Обычный звукоизолирующий пластик. Главный декодер города стоял в центре зала и мое воображение он отнюдь не поражал. Широкий экран монитора, подковообразная размером в два рояля стойка. Здесь, видимо, и химичил на протяжении последних лет наш непризнанный гений. Я шагнул вперед и оказался внутри этой подковы. Пестрая панель вызвала у меня некоторую неуверенность. Она была усеяна перемигивающимися индикаторами, как сливовый пирог мухами. Господи, что же я буду с ней делать!.. Но все решилось само собой. Усевшись за цветастый пульт, я с облегчением рассмотрел клавиши тройного алфавита. Это меня взбодрило. Уж с чем-чем, а с родным алфавитом я был знаком! Все-таки не латынь и не иероглифы. Машина наверняка реагировала на устную речь, но сболтнуть я мог что угодно. Мне казалось, что легче беседовать письменно.
Собравшись с духом, я включил монитор и скрюченным пальцем я отбил на экране первый вопрос:
— Как работается, дорогуша?
Она отозвалась мгновенно. Увы, старые времена, когда нестандартные вопросы загоняли электронику в тупик, бесследно миновали.
— ЧУДЕСНО, СТАРИЧОК! А ТЕБЕ?
Подумав, я рассудил, что отвечать на подобное не стоит, и снова отстучал:
— Догадываешься, кто я такой?
Машина и на этот раз не растерялась.
— ВЕРОЯТНО, ВЗЛОМЩИК.
Фыркнув, я вывел длинную фразу:
— Ошибаешься! Я тот, кто узнал о ваших проделках. А теперь вот зашел потолковать с тобой по душам, дорогуша!
Так как машина озадаченно молчала, я продолжал атаку.
— Ты ведь производила выборки из биокодов людей? Я прав?
Вокруг меня началось суетливое мерцание. Все эти бесчисленные глазки и светодиоды словно совещались между собой. Может быть, электронное чудо-юдо пыталось заблокироваться, но вряд ли такое было возможно, и через некоторое время ей все-таки пришлось ответить.
— МЫ ПРОВОДИЛИ РАБОТЫ ПО ДЕШИФРАЦИИ ОТДЕЛЬНЫХ БИОМАССИВОВ. ПУТЬ ДРОБЛЕНИЯ БИОКОДА НА СЛАГАЕМЫЕ — ОШИБОЧЕН, РАЗУМНЕЕ БРАТЬСЯ ЗА ЦЕЛЫЕ СТРУКТОРЫ, ЧТО МЫ И ПОСТАРАЛИСЬ ОСУЩЕСТВИТЬ — И НАДО ЗАМЕТИТЬ — ВЕСЬМА УСПЕШНО.
Концовка меня обескуражила.
— Что это значит — весьма успешно? — сердито спросил я.
Машина послушно высветила на экране строки.
— В РЕЗУЛЬТАТЕ СЕРИЙНОГО АНАЛИЗА БЫЛА ВЫЯВЛЕНА СТРУКТУРА, ПОДРАЗУМЕВАЮЩАЯ ТАЛАНТ ЧЕЛОВЕКА. ДЛЯ ПРАКТИЧЕСКОГО ПОДТВЕРЖДЕНИЯ ГИПОТЕЗЫ ПРИШЛОСЬ ИЗЪЯТЬ ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ МАССИВЫ У НАИБОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИХ ДОНОРОВ. РАСШИРЕНИЕ ПРОГРАММЫ ПОЗВОЛИЛО ПРОИЗВЕСТИ ВЫБОРКУ. НИ ОДИН ИЗ ПРИНЦИПИАЛЬНЫХ ЗАПРЕТОВ ПРИ ЭТОМ НЕ БЫЛ НАРУШЕН.
— Однако и апломб у вас, сударыня, — пробормотал я и отстучал:
— А почему Павлову самому нельзя было попробовать себя в качестве донора? Или сердце убрело в пятки?
— ОН И СТАЛ ПЕРВЫМ ДОНОРОМ. ПОСЛЕ ЧЕГО СРАЗУ УЕХАЛ ЗА ПРЕДЕЛЫ ЗНОЙНОГО.
Я опешил. Павлов — первый донор?.. Вот так штука! Тогда объясните мне, пожалуйста, чего ради он укатил на Сахалин? Испугался, что эксперимент выйдет из-под контроля? Едва ли… Все еще только начиналось. От теории они наконец-то перешли к практике. Кроме того в случае неудачи он мог прервать работы в любой момент. Но он стал донором и уехал… Склонившись над пультом, я бешено застучал по клавишам.
— У Павлова тоже была изъята характерная структура, верно?
— ДА.
— И он до сих пор не получил ее обратно?
— ДЛЯ ЭТОГО ЕМУ НЕОБХОДИМО ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ РЕПЛИКАЦИОННЫМИ СИСТЕМАМИ ЗНОЙНОГО. ЗОНА МОЕГО КОНТРОЛЯ НЕ ПРЕВЫШАЕТ ПРЕДЕЛОВ ОБЛАСТИ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПАВЛОВ — ВНЕ МОЕЙ ДОСЯГАЕМОСТИ.
Я уже лупил по клавишам, как заправская машинистка.
— Сколько всего доноров прошло через твой эксперимент?
— ВСЕГО ДЕВЯТЬ. НО У СЕМЕРЫХ ИЗ НИХ ИНФОРМАЦИОННАЯ МАТРИЦА ПОЛНОСТЬЮ ВОССТАНОВЛЕНА. ТАКИМ ОБРАЗОМ ОНИ ПЕРЕСТАЛИ ЯВЛЯТЬСЯ ДОНОРАМИ.
Согласен!.. От волнения я успел вспотеть. Семеро остались при своем, а последние двое — это мой чокнутый художник и Павлов. Художник безвылазно сидел в своей изостудии, а Павлов, забыв обо всем на свете, включая и эксперимент, любовался, должно быть, дальневосточной флорой.
Я возбужденно потер виски. Все верно! Об эксперименте Павлов именно ЗАБЫЛ! В этом и крылась разгадка его отсутствия… Что там говорил Толик о его памяти? Дескать, уникальная и нечеловеческая?.. Вот то-то и оно! Память — тоже своеобразный талант. Это я по себе знаю. Иначе не держал бы меня шеф в своей конторе. А эта электронная махина изъяла из него память, как извлекают за хвост рыбку из банки сардин. Хлоп — и не было никогда диспетчерской службы. Хлоп — и нет дорогого друга Толика и радужных идеек насчет будущего репликаторов. Один только Сахалин…
Читать дальше