Андрей Щупов - Дитя Плазмы. (Сборник)

В сущности. командир саперов был из „чужих“, то бишь власть его не распространялась на пограничников. И все-таки он действительно все устроил.

Смену прислали досрочно, и уже через пять минут Гуль отогревался в уютной, подшитой войлоком палатке. Металлическая печь экономно сжигала порцию соляры, заполняя капитанские апартаменты южным теплом, просушивая варежки, носовые платки и паленки. По правую руку от Гуля сифонил трудяга — примус, и пузатый котелок с потемневшими боками нетерпеливо пускал в разные стороны струйки пара. Молоденький веснушчатый ефрейтор моментально спроворил по кружке обжигающего чая.

— И конфет, — приказал капитан. — Или что там у тебя? Пряники?

Блаженный и разомлевший Гуль сидел на ящике из-под взрывчатки и глодал каменный пряник. Тепло искристыми волнами растекалось от желудка по телу, оживляя ноги, возвращая человеческой субстанции утраченную энергию. Он витал в сладостной дреме.

— Что, богатырь, не любишь холода? — Капитан, расположившийся напротив, весело подмигнул.

— Терпеть не могу, — признался Гуль. Отчего-то ему подумалось, что с этим чужим командиром можно говорить откровенно и о чем угодно. — Знал бы, что придется служить на севере, двинул бы в дезертиры.

— В институт, дружок, надо было двигать. С военной кафедрой.

— Я и двинул. — Гуль сумел улыбнуться, — губы оттаивали постепенно. — И все равно повезло.

— А где учился? — поинтересовался капитан.

Гуль кратко вздохнул. Рассказывать, в сущности, было не о чем. Банальная история студента-недоучки: три курса электротехнического, пропуски лекций, нелады с деканатом и как результат — веер повесток в военкомат. Профессия, к которой его готовили, особого энтузиазма не вызывала, но и идти в армию отчаянно не хотелось. А уж тем более в эти безжизненные, щедрые на радиацию и мороз края. Однако пришлось. Приехал, потому что иначе пригнали бы…

Обо всем этом он и поведал коротко собеседникам.

— Хреново, — сочувственно оценил ефрейтор. Своего капитана он не слишком боялся и выражался достаточно вольно. — Выходит, три годика псу под хвост — так, что ли? Это я про учебу, значит.

Гуль пожал плечами. Соглашаться с тем, что три года вычеркнуты из жизни, не хотелось.

— Ну, почему же под хвост?.. — Капитан рассеянно провел пальцами по светлым вьющимся волосам, и Гуль с интересом вгляделся в его профиль. Если бы не форма и не погоны, вылитый поэт. Блок или Мариенгоф… — Ну, почему же, — повторил капитан, несогласно покачивая головой. — Три года — это всегда три года. Где их ни проведи, даром не потеряешь, а уж тем более в институте. Мы ведь не знаем, где находим, а где нет. Ищешь покоя, попадаешь в праздник — и наоборот. Я вот и университет закончил, и проработать успел четыре года, а пришли и забрали. Объяснили, что родине без меня никак, мол, нехватка офицерских кадров…

— Ну и ну! — Ефрейтор изумленно приоткрыл рот. — А я и не знал, что вы это… Про университет, значит…

Общее несчастье, общие темы. Через какое-то время они уже звали друг друга по имени. В пределах собственной палатки Володя (так звали капитана) не желал никакой субординации. В конце концов Гуль осмелел и поинтересовался целью учений.

— Блажь это, а не учения, ребятки. — Капитан пренебрежительно качнул плечом.

Гуль терпеливо ждал продолжения. Ефрейтор насуропил светлые бровки, с азартом и вниманием подавшись вперед. На любую фразу он отзывался живо, с простоватой прямолинейностью, и если даже молчал, то красноречиво говорили мимика, блеск глаз и короткопалые непоседливые руки.

— То есть? — Гуль дожевал пряник, но взять еще один постеснялся.

— Блажь — она, мужички, и есть блажь. — Володя со вздохом откинулся на брезентовый тюк и расслабленным движением расстегнул нижнюю пуговицу на полушубке. Под действием тепла он тоже разомлел (больное воображение рождает бред, а отсутствие воображения — блажь. Разница не очень заметна.

Хотел бы рассказать, да не могу. Секрет и наказуемо. Он, видите ли, предназначен для старшего офицерского состава. А что есть старший офицерский состав? — Он выдержал хитроватую паузу.

— Это все то, что начинается сразу же за майором. Значит, знать мне этого не положено. А я знаю. Стало быть, сам рискую и вас могу подвести.

— Да ну! Бросьте, товарищ капитан!.. — заныл ефрейтор. Ему уже не терпелось утереть нос старшему офицерскому составу. — Мы ж никому… Слово!

Капитан справился с последней пуговицей и распластал полы полушубка. Ему стало жарко.